– Угу, – расплывчатое пятно появилось в свете фонаря, вручную запирая входной люк крышкой. – Рядом с водителем только одно кресло, так что садись туда. Возьмешь меня к себе на колени.
– Вас?! – сделавшая шаг к вездеходу Ингеборга запнулась от неожиданности. – Я вас не удержу…
– Тогда тебе придется подождать, чтобы я уселся первый, – философски заявил Порфирьев, и его нечеткий силуэт, выпрямившись, снова исчез из вида. – Иди к машине, я за тобой! Под ноги смотри!
Девушка заспешила к вездеходу, стараясь не споткнуться на засыпанных черным снегом обугленных древесных обломках. Добравшись до борта машины, она услышала приказ Порфирьева ждать на месте и остановилась. Капитан с чемоданами в руках сошел с тропы и растворился в темноте. Ингеборга посветила в его сторону и увидела прицеп, стоящий позади вездехода. Похоже, его сварили наскоро, собрав из подручных средств, толстые сварочные швы и мятые борта совсем не походили на заводскую продукцию. В луче фонаря мелькнуло расплывчатое пятно, и чемоданы один за другим полетели куда-то внутрь прицепа. Через несколько секунд Порфирьев оказался рядом и довел ее до двери в кабину. Капитан взобрался внутрь, втиснулся в кресло, едва вместившее облаченную в боевое снаряжение мощную фигуру, и затянул за собой Ингеборгу. Он усадил девушку к себе на колени, захлопнул дверь и коротко кивнул водителю:
– Поехали! – После чего посмотрел на нее и насупился: – Ты соврала подругам насчет пятидесяти семи килограмм. Тут под семьдесят!
– Я же в скафандре… – невольно ужаснулась Ингеборга. – Он десять килограмм весит!
– Ну-ну, – без тени доверия ответил Порфирьев. – Учти, если отсидишь мне ноги, будем меняться.
– Я… – Ингеборга с неподдельным страхом представила, что будет, если ей на колени усядется здоровенный мужичина в снаряжении, общим весом килограмм за сто двадцать. – Я на подлокотник пересяду… я помещусь, если пригнуться…
– Сиди уже, – капитан издал тихий рык, видимо, являющийся негромким смехом. – Володя, тут левее на два градуса! Сейчас будет большой валун, в прошлый раз мы его справа объезжали.
Вездеход натужно взвыл и пополз сквозь непроглядный мрак, забитый пылью и сыплющимся с небес бесконечным потоком черного снега. Вскоре налетел буран, видимость упала метров до пяти, и скорость снизилась. Ингеборга посмотрела на хронометр скафандра. Два тридцать ночи. До интоксикации мужчинам остается шесть часов. Полноценная процедура купирования последствий передозировки – это час биорегенерации. В «Подземстрое» три биорегенератора, значит, в идеале требуется пять часов. Вряд ли они успеют добраться до убежища за час. Но можно применить ускоренную процедуру, она вдвое короче. Это позволит ликвидировать наиболее угрожающие факторы интоксикации и избежать необратимых последствий. А после провести пациентам полноценный курс лечения. То есть на первое время требуется тринадцать получасовых биорегенераций, при наличии трех устройств это два с половиной часа. Если они смогут доехать до «Подземстроя» за три часа, то в запасе будет еще тридцать минут. В общем, времени хватает.
Но все оказалось совсем иначе. Донельзя перегруженный вездеход еле полз через непрекращающийся буран, надрывая двигатель, и водитель все чаще кивал Порфирьеву на индикаторную панель приборного интерфейса. Ингеборга пыталась проследить его взгляд, но понять, какой именно из множества пестрящих красными значениями индикаторов он имеет в виду, не могла. Все данные били тревогу, свидетельствуя об опасной перегрузке, и скорость, едва превышающая отметку в двадцать километров в час, говорила сама за себя. За два часа удалось пройти чуть более половины пути, и кто-то в ближнем эфире спросил, можно ли ехать быстрее.
– Если прибавим скорость – сожжем движку, – ответил водитель. Он напряженно всматривался в лобовое стекло, то и дело переводя взгляд на приборы.