Казанова

Завершить свой труд Казанова не успел, к нему снова доставили сокамерника. Теперь это был граф Фенароли, аббат из Брешии, человек обходительный и известный в обществе. Товарищи по несчастью обнялись и расцеловались, как старые друзья. Аббат, угодивший в Пьомби за невинный разговор с венским посланником, рассказал о слухах, ходивших о Казанове после его заключения в Пьомби. Соблазнителя называли основателем новой религии, атеистом, нарушителем общественного порядка, но, как уверял Фенароли, никто, кроме Кондульмера, зла на него не держал. Разомлев от отличного обеда, коим угостил его аббат, Казанова поведал ему о своих планах и даже показал дыру и веревку, с помощью которой он собирался спуститься вниз через проделанное им отверстие. Бежать вместе с ним аббат отказался и даже стал отговаривать товарища по несчастью от опасного предприятия. Но Казанова стоял на своем и, когда аббата перевели в другую камеру, назначил себе день побега: накануне праздника святого Августина, в ночь на 27 августа.

Но 25-го числа случилось событие, едва не стоившее узнику если не жизни, то по крайней мере надежд на скорое освобождение. Ранним утром в камеру заявился тюремщик (его звали Лоренцо) и приказал быстро собираться. Пришел приказ перевести Казанову в другую, более удобную камеру с высокими потолками, располагавшуюся под самой крышей тюрьмы, по словам Лоренцо, оттуда открывался прелестный вид на лагуну. Что касается вида, он, конечно, преувеличил, но в остальном камера, действительно, была более просторной и светлой, а в крохотные окошки задувал свежий морской бриз. Однако Казанова шел как на казнь. Рухнув в принесенное стражником из прежней камеры кресло, он с ужасом ждал, когда вернется Лоренцо, отправившийся за его постелью и оставшимися вещами. Сдвинув кровать, тюремщик просто не мог не увидеть дыру, которую он проделал в полу.

Прошел час, затем другой, дверь темницы Казановы оставалась открытой, но никто не появлялся. Мысли узника были мрачнее ночи. Он вспомнил о существовании девятнадцати подземных камер, именовавшихся колодцами. Пол в них всегда был покрыт слоем морской воды, отчего заключенным, не желавшим целыми днями стоять в ней по колено, приходилось сидеть на козлах, где лежали тюфяки и куда по утрам надзиратели клали скудный дневной тюремный паек, состоявший из воды, супа и куска хлеба. Выбраться из колодца не было никакой надежды, умереть, чтобы тем самым прервать свои мучения, — тоже. Один заключенный прожил в подземной камере тридцать семь лет. Но Казанову такая жизнь решительно не устраивала. За то время, пока стражники и тюремщик отсутствовали, он собрался с духом и решил дорого продать тюремный комфорт и надежду на спасение. Поэтому когда к нему с гневными воплями ворвался Лоренцо с требованием отдать инструмент, которым он проделал дырку в полу, и признаться, кто ему этот инструмент принес, венецианец нахально заявил, что не знает, о каком, собственно, инструменте идет речь. Тюремщик приказал обыскать узника, и тот охотно разделся догола. Перетряхнув все вещи Казановы, стражники ничего не нашли. В ярости Лоренцо распотрошил подушку сиденья кресла, и венецианец возблагодарил судьбу, что гнев его обрушился не на спинку, где был спрятан его железный инструмент. Тюремщик продолжал бушевать, а Казанова спокойно заявил, что если он действительно проделал в полу отверстие, значит, Лоренцо сам принес ему инструменты, и он, Казанова, ему их и вернул. Услышав такой ответ, стражники, стоявшие поодаль, оглушительно расхохотались. Поняв, что победа осталась за ним, Казанова успокоился. Лоренцо было невыгодно терять подопечного, от которого ему перепадало немало денег, и он решил скрыть его проступок от начальства.