Казанова

Мысль о побеге не покидала Казанову ни на секунду. В это время судьба начала посылать ему товарищей по камере. Первым стал юный парикмахер, соблазнивший графскую дочку. Сохраняя честь семьи, граф с помощью своих связей упрятал юношу в тюрьму без суда и следствия. Юный парикмахер недолго составлял компанию Казанове, вскоре его сменил преклонных лет ростовщик. Казанова, получивший разрешение на ежедневную получасовую прогулку по тюремному чердаку, исследуя предоставленную в его распоряжение площадку, нашел в углу груду старой рухляди. Его внимание привлек осколок черного мрамора. Не зная, зачем он может ему пригодиться, Казанова на всякий случай принес его в камеру и спрятал под стопку рубашек. К этому времени благодаря стараниям Брагадина в камере Казановы было уже много полезных вещей, облегчавших его тюремное прозябание. К примеру, в первый день нового, 1756 года узник получил множество разных подарков: халат на лисьем меху, ватное одеяло и медвежью полость для ног. Все это были дары сенатора. Теперь зимой, когда в камере стоял жуткий холод, ему было тепло. Летом Казанова, раздевшись догола, садился в кресло и замирал, покрываясь потом.

Чердак стал для Казановы источником полезных находок. В следующий раз он принес с прогулки железный засов. Покрутив засов в руках, он понял, что, заточив его, можно получить превосходный инструмент, пригодный для выдалбливания дыры в полу. Превратив принесенный им кусок мрамора в точильный камень, Казанова постепенно изготовил себе железное орудие с острым как бритва лезвием. Обдумывая побег, Казанова решил, что отверстие в полу удобнее всего проделать у него под кроватью, оставалось только найти время для работы. Лучшим временем были долгие зимние вечера, нагонявшие на узника страшную тоску. Однако долбить камень в полном мраке было невозможно; значит, следовало раздобыть или смастерить масляную лампу. Первое было невозможно, оставалось второе. Кастрюлька, куда можно было налить масло, у него имелась, в ней ему варили яйца. Имелось также масло, которым узник заправлял себе салат. Фитили он сделал из ниток и ваты, надергав их из одеяла. Чтобы зажечь лампу, требовались кремень, огниво, сера и трут. Серные спички, зажигавшиеся от тлеющего уголька, дал ему сам тюремщик, когда Казанова попросил у него немного серы, чтобы вылечить появившуюся на руках коросту. Этот же тюремщик принес ему и несколько кусочков кремня, который, по словам узника, был ему нужен для снятия зубной боли. Он сказал, что, если вымочить кремень сутки в уксусе и приложить к больному зубу, боль проходит. Трут Казанова добыл из собственного кафтана, где из него были сделаны прокладки под мышками, дабы на ткани не проступали пятна пота. Огнивом должна была послужить стальная пряжка от штанов. Собрав вместе все необходимые предметы и вещества, Казанова налил масла в кастрюльку, зажег фитиль. Отныне с темнотой было покончено! Только венецианцу пришлось распрощаться с любимым салатом, ибо теперь все масло уходило на освещение, но в надежде на скорое избавление он не особенно горевал об этом.

Едва Казанова приступил к подготовительным работам, как в камеру к нему поместили третьего по счету сотоварища по несчастью. На этот раз им оказался всем известный еврей Габриэле Шалона, прославившийся своим «искусством помогать молодым людям добывать себе денег скверными делишками». Казанова был знаком с ним. Еврей оказался премерзким соседом: он спал днем, бодрствовал ночью и расталкивал Казанову, умоляя поговорить с ним. Еврей страдал от бессонницы. В конце концов обозленный Соблазнитель пригрозил придушить навязчивого собеседника, и тот от него отстал. Однако работать над подкопом в его присутствии было невозможно.

Наконец назойливого сотоварища перевели в другую камеру, и Казанова с замиранием сердца приступил к осуществлению своего замысла. Отодвинув кровать, из-под которой уже несколько месяцев не выметали мусор, ибо он притворился, что от поднимающейся во время уборки пыли у него развивается болезнь легких, он своим остро отточенным инструментом начал вгрызаться в деревянный пол, собирая в салфетку отлетавшие в стороны щепочки. Две ночи при свете самодельной масляной лампы он проделывал отверстие, в деревянном полу, а днем во время прогулки украдкой выбрасывал щепки и древесное крошево за груду мусора на чердаке. Чердачный угол, где он нашел свой теперешний инструмент, был захламлен настолько, что ни один тюремщик не сумел бы обнаружить среди кучи валявшегося там старья и пожелтевших бумаг тщательно разбрасываемые Казановой щепки. На третий день узник добрался до перекрытия из мраморных блоков и с горечью обнаружил, что инструмент его перед ним бессилен. Тогда он, вспомнив, как древние, желая расколоть скалу, поливали ее уксусом, вылил в проделанное отверстие бутылку уксуса и на следующий день возобновил работу. Смоченный уксусом мрамор, а особенно скреплявший его по швам цемент не крошился, но процарапывался, и в четыре дня Казанова одолел и мраморное перекрытие. Оставалось проделать дыру еще в одном слое досок.