Казанова

Напротив гостиницы, где остановился Казанова, стоял дом. Улочка, разделявшая два здания, была столь узка, что из окон одного дома было прекрасно видно, что делается у соседей. Через несколько дней, после того как Казанова поселился у себя в номере, он заметил, что каждое утро в окне напротив появлялась очаровательнейшая девушка, черноволосая, с алыми губками и огромными влажными глазами. Некоторое время она смотрела на улицу, а потом исчезала. Весь день в доме не было заметно никаких признаков жизни. Казанова махал красавице рукой, улыбался, закатывал глаза, но она делала вид, что не замечает его призывов (он был уверен, что она именно «делает вид»). Однажды вечером, размышляя о загадочной красавице, Соблазнитель вышел на улицу и принялся расхаживать напротив дома, где жила возбуждавшая его чувства девица. Неожиданно ставень на окне красавицы приотворился, показалась изящная белая рука и к ногам венецианца упали ключ и записка. Ключ был от узкой потайной двери загадочного дома, а в записке говорилось, как этим ключом воспользоваться.

Ровно в полночь, как и было указано, Казанова проник в темный дом. Женщина, плотно закутанная в плащ, взяла его за руку и осторожно повела по лестнице. Войдя в комнату, Долорес (так звали красавицу) сбросила плащ и приказала упавшему к ее ногам Казанове дать клятву, что он действительно ее любит. Целуя подол ее платья, пытаясь дотянуться до тонкой прелестной ручки, венецианец поклялся. Сейчас он вообще был готов пообещать все, что угодно, лишь бы Долорес согласилась подарить ему свою любовь. Глаза Соблазнителя постепенно привыкали к густому полумраку, и когда девушка приподняла полог кровати, он отчетливо различил на смятых простынях полуобнаженный труп молодого человека. Любовный фарс начинал оборачиваться драмой.

— Этот юноша был моим возлюбленным, — глухим голосом произнесла Долорес. — Но он обманул меня, и я его убила.

Выдержав паузу, она продолжила:

— Вы поклялись, что любите меня. Теперь поклянитесь, что избавите меня от этого трупа. Его надо вынести отсюда и бросить в реку.

Казанова поклялся еще раз. Он полагал себя истинно галантным кавалером, к тому же в нем проснулся азарт игрока: неожиданная развязка приключения будоражила его воображение. Такого с ним еще не случалось.

Через несколько минут он уже был на темной мадридской улице, удерживая на плече тяжелый сверток, где лежал труп убитого неизвестно кем человека, и, повинуясь женщине, не подарившей ему даже поцелуя, тащил труп к берегу. Вернувшись к себе, он хорошенько запер дверь и всю ночь промаялся без сна, пытаясь отогнать от себя навязчивые кровавые видения. Красавица в окне напротив больше не появлялась.

А через несколько дней у Казановы начались неприятности. Местным властям стало известно, что он хранит у себя под матрасом пистолеты. Обвинив его в тайном ввозе оружия в столицу, что по закону строжайше запрещено, его арестовали и посадили в тюрьму. А может, причиной были вовсе не припрятанные пистолеты, а выброшенный им в реку загадочный труп? Есть и такое предположение, хотя при аресте о ночной истории не было сказано ни слова. Впрочем, рассматривать ночные похождения при ярком свете дня бывает опасно…

Казанова оправдывался: путешественнику никак нельзя без оружия, эти пистолеты сопровождали его уже одиннадцать лет, без них он не раз стал бы добычей лихих людей. Оправдания не помогли, и Казанову отвели в многолюдную темную камеру, где ему с трудом удалось отыскать себе место на скамье. Поначалу венецианец хотел потребовать, чтобы ему принесли чистый соломенный тюфяк, но, убедившись, что пол обильно залит мочой, решил, что даром потратит силы и деньги, ибо через несколько часов тюфяк станет мокр и гадок. И он потребовал бумагу, чернила и перья. Не без труда (и не бесплатно) получив просимое, он тут же написал несколько писем и отдал их тюремщику, приказав непременно их отправить. Сиятельные имена адресатов (посланник Венецианской республики синьор Мочениго, всесильный министр, глава правительства граф Аранда[71], придворный художник Антон Рафаэль Менгс и прочие вельможи) произвели впечатление, и послания честь по чести были опущены в общественный почтовый ящик (в те времена почтовые услуги оплачивал получатель).