Казанова

По возвращении он застал Заиру в приступе дикой ревности. Она утверждала, будто обнаружила его неверность по астрологическим картам, но с той же легкостью могла слышать от соотечественников о том, что чаще всего происходит с группой пьяных мужчин в компании Ла Ривьер. Она бросалась в него предметами, и он пошел спать, а утром решил успокоить ее гнев — или загладить свою вину, — взяв с собой в Москву. «Те, кто не видел Москвы, — считал Казанова, — не могут говорить, что увидели Россию». Это была дорогая поездка для человека, жившего на сокращающиеся кредиты из Венеции и Франции: восемьдесят рублей за шесть дней и семь ночей путешествия с Заирой в шлафвагене. Они сделали семьдесят две остановки (или смены лошадей), что, по оценке Казановы, составило около пятисот итальянских миль.

Они отправились в начале лета — дата установлена по ссылке Казановы на начало в Санкт-Петербурге «белых ночей», когда о конце каждого дня возвещал пушечный выстрел у Петропавловской крепости, поскольку солнце не садилось. Дорога до Новгорода заняла сорок восемь часов, а в Москве они оказались к концу недели.

Там Казанова нашел квартиру и нанял слугу, который говорил по-французски, а потом позаботился об отправке полудюжины рекомендательных писем, которые должны были открыть ему двери в московское общество. Как всегда, письма сработали. Джакомо был в городе в качестве заезжего гостя, Москва уже не являлась столицей, но сохраняла загадочный дух старой Московии, с ее тяжелыми колокольными перезвонами, ароматом благовоний и суеверий. Он обратил внимание на пищу («изобильную и сочетавшую разные вкусы»), женщин («более привлекательных, нежели в Санкт- Петербурге, и более кокетливых») и «мануфактуры, старинные памятники, естественно-научные коллекции, библиотеки… и знаменитый Царь-Колокол». Заиру он везде брал с собой, с радостью представляя ее как свою дочь. Тем не менее спустя неделю Казанова решил вернуться в Петербург и готовиться к аудиенции у императрицы, в надежде получить от нее какую-нибудь выгоду для себя.

Он воображал, будто быть итальянцем-самоучкой с хорошими связями и познаниями в разных науках достаточно, чтобы возвыситься среди русских в их франко-итальянской по духу столице. Но он ошибался. «В России уважают только тех людей, которых надо просить о визите. Те, кто приходит сам, не ценятся. Возможно, это правильно». Между тем он успел побывать в великолепных столичных пригородах, в императорских дворцах Царского села, Петергофа, Ораниенбаума и в Кронштадте, где базировался русский военный флот. Он ждал приглашения в Зимний дворец, но оно так никогда и не пришло.

В конце концов граф Панин — загадочный друг Дашковой — устроил ему встречу с царицей в Летнем саду, где она гуляла погожим утром. Сад, расположенный на берегу Невы; был задуман Петром I как салон в европейском духе под открытым небом, где монарх мог бы устраивать увеселения для своего двора и приближенных, «особенно по вечерам, после ужинов, и до полуночи». В 1765 году граф Панин сказал Казанове, что лучшим шансом для разговора с императрицей будет случайная встреча в Летнем саду среди итальянских статуй. По-видимому, Джакомо долго бродил по саду в ожидании, поскольку успел заметить, что многие мраморные изваяния (до наших дней сохранилась примерно половина из оригинальных работ) на подписях к ним назывались на удивление неверно — то ли из-за невежества, то ли как русская шутка, направленная против претенциозности классицизма, например подпись «Сафо» украшала постамент с явно пожилым мужчиной грубоватой внешности.