Казак в океане

Лука обошел все пять комнат для хозяев и три для слуг. Ему было приятно сознавать, что это его собственный дом, что он ни от кого не будет зависеть и что друзья окажутся поблизости.

Он оглядел окрестности. Дом стоял в двухстах шагах от моря на невысоком бугре. Верфь видна не была, ее закрывал скалистый мыс с башнеобразным возвышением на самой оконечности.

Лука легко поднялся по ступеням, вырубленным самой природой, и оказался над пенными волнами, яростно лизавшими каменное основание мыса. С высоты в семьдесят футов волны не казались столь грозными, но грохот их отчетливо долетал сюда. Брызги пронизывали лучи солнца, и этот каскад расцвечивался обрывками радуги. Всё это было величественно и очень красиво.

Лука спустился вниз, на тропу, вьющуюся среди кустарника и редких пальм. Он подумал с сомнением, а понравится ли Луизе это уединенное место? А Катуари?

Он задумал привести ее сюда и показать дом, где он хотел бы жить с этой немного необычной женщиной, так волновавшей его. Но как это будет, ведь есть еще и Луиза, которая вряд ли согласится на такое.

Потом Лука вспомнил, что жена его не католичка и с разводом у протестантов дела обстоят проще. И всё же он сильно волновался, сомневался и злился. Злился на самого себя, сам не зная за что.

Катуари долго в задумчивости стояла на узкой площадке утеса над бушующими внизу волнами — ветер был свежим. Почти отвесный обрыв блестел от влаги, манил своей тайной и страшил одновременно.

— Ты что так задумалась, Ката? — спросил Лука, осторожно обняв ее за талию и заглядывая вниз. — Не стоит так близко подходить к краю. Высоко, а ветер сильный и порывистый.

Она повернула к нему задумчивое лицо, улыбнулась, затем промолвила:

— Здесь так одиноко и величественно. Я раньше никогда здесь не бывала.

— Согласен, Ката. Место красивое и грозное одновременно. Здесь ты будешь высматривать наш корабль в ожидании моего возвращения. Романтично, не так ли? Что скажешь на это, любимая?

— Это меня не устраивает, Люк. Я хочу постоянно быть рядом с тобой.

— Это не очень удобно для женщины, Ката. К тому же скоро появится наш ребенок, и ты не можешь оставлять его на такое длительное время.

— Первое время да, но потом смогу, Люк!.. Меня всегда тянуло к морю. Я не испытываю никаких неудобств в пироге, а на этом судне и каюты есть. Полное удовольствие плавать на таком судне. Мне постоянно завидно, когда вижу вдали парус.

— Я рад, что твои стремления могут осуществиться не так скоро, как ты хотела бы, — ответил Лука, нежно прижал женщину к себе и поцеловал, ощутив ее трепетное желание.

Она требовательно притянула его к себе, просительно глянула в его глаза. Лука задышал бурно, с трудом и тут же ответил страстными поцелуями, торопливо расстегивая крючки платья.

Это были восхитительные минуты! Тугой ветер, теплый и влажный, грохот волн и неистовые ласки, слегка сдерживаемые ее положением.

— Милый, ты не покинешь меня? — спросила она покорно, когда они отдышались и сидели под струями ветра на краю пропасти.

— Зачем такие глупые мысли заполняют такую милую головку? — ответил Лука слишком поспешно, смутился в душе, но ничего больше не добавил.

— Ты как-то странно ответил, Люк. Что у тебя на душе? Поведай, прошу.

— Что у меня может быть на душе, Ката? Просто вспомнил про всевозможные приключения, если французы дознаются про мою помощь вам с оружием.

— Разве для этого имеются основания? Ты меня пугаешь.

— К сожалению, поиски того, кто это сделал, продолжаются. Мне вчера говорил Савко. Он вернулся из поселка, там ходят слухи, что это житель острова, и его всё еще разыскивают. Ты понимаешь, что будет?

— Конечно, милый! Может, нам уехать на другой остров? Например, на Доминику или даже на Мартинику, как вы ее называете.

— Если они докопаются до меня, то уходить надо будет очень далеко. Дальше Сент-Мартена, дорогая моя.

Катуари сильно опечалилась. Она затихла и долго молчала. Молчал и Лука, задумавшись о своих запутанных делах, разобраться с которыми он пока не мог.

— Я бы хотела на Доминику, Люк, — наконец промолвила она неуверенно.

— Это слишком близко, Ката. Там легко нас обнаружат. Кстати, ты ничего нового не можешь мне поведать о своих родителях? Откуда была твоя мать?

Она помолчала, как бы собираясь с мыслями, ответила тихо, с грустинкой:

— Мне ничего не говорили о ней. Только и узнала, что она англичанка и захватили ее в плен наши караибы больше двадцати лет назад. И с тех пор на шее у меня этот медальон. Колдун и жрец, который мог об этом рассказать, уже умер и захватил с собой в могилу мою тайну.

— А отец? Он ведь мог тебе что-то говорить?

— Не знаю, Люк. Но он ничего мне не говорил. Никогда не вспоминал о ней. Да я и сама только несколько лет назад узнала правду о своем рождении. Отца уже не было в живых.

— А муж? Ты его любила? Как вы жили? — Женщина задумалась, пощурилась, но ответила:

— Муж погиб в стычке два года назад. Я не чувствовала к нему ничего, но должна была уважать и слушать. А он был довольно груб, и я только теперь стала понимать, что это от ненависти к белым, к моему происхождению.