Казачий алтарь

Коллективизация грянула, что гром среди ясного неба. Как ни уговаривал Степан Тихонович отца подать заявление в колхоз, тот отказался. Сторону свекра взяла и Полина Васильевна. Председательша сельсовета, красная партизанка Матрена Барабаш, узнав, что Степан Шаганов остается единоличником, тут же нашла своему секретарю замену. Снова ключевской люд раскололся на две враждебные половины. И тем невероятней было известие, что Яшка-семиклассник со школьной агитбригадой разъезжает по району и ратует за новую социалистическую жизнь. Дошла очередь до родного хутора. Ради любопытства в клуб пошел и Тихон Маркяныч. Получаса не минуло, как оскорбленный старик прилетел домой туча тучей. Оказывается, не кто иной, как мил-внук, приклеив бороду, разыгрывая сценку, говорил такой интонацией, что даже дети угадали в нем Тихона Маркяныча. Едва нерадивец ступил на порог, как отец встретил его негодующим вопросом: «Так ты науки постигаешь? Вместо учебы в клоуны записался?» Яшка не оробел, твердо заявил, что с учебой все в порядке и, поскольку дано такое комсомольское поручение, то он будет его выполнять.

– Поручению дали деда позорить? – гневно переспросил Тихон Маркяныч и сдернул с крюка уздечку.

– Всех кулаков!

Первый удар пришелся по плечу. Подросток стиснул зубы, по-прежнему стоял у двери, держа в руке сумку с артистическим реквизитом.

– Сучонок! Да я тобе… Голову откручу! Надо мной, Георгиевским кавалером, надсмехаться?!

– Не запугаете. И ваши царские побрякушки…

Второй раз взбешенный старик стеганул по лицу. Мать кинулась на защиту. Яшка попятился к двери, тронул на щеке взбугрившийся рубец.

– Нагаечник! Ты не дед мне больше, не дед, а кулацкий враг! – выпалил Яшка и выбежал из куреня. Домой не показывался больше месяца…

С тех пор и занеладили с ним дед и отец. И хотя окончил Яшка семилетку хорошистом, дальше учиться не пожелал. Поступил подсобником в районную МТС, затем занимался на курсах трактористов, устроившись в общежитие для крестьянской молодежи. В Ключевской наезжал редко.

Апрель тридцать второго выдался ведрым, напористым. Степан Тихонович с батей и отроком Ленькой, на неделю оторванным от учебы, выехали в степь; на рубеже своего надела устроили пристанище: брезентовую будку, ясли для скотины да каменный очажок. Сев спорился. Управившись с яровой пшеницей, принялись за подсолнечник. Но, как и большинство хуторян-единоличников, отсеяться до конца не успели. Первого мая, в праздник трудящихся, лавиной обрушился град. Похолодало по-зимнему. Сутки ледяные глыбки сплошь крыли землю, точно суля напасти!

Ждать долго не пришлось. Сельсовет, выполняя распоряжения свыше, увеличил вдвое единоличникам подоходный налог и план по сдаче продуктов. Причем устанавливался твердый срок. Мзда со двора взымалась независимо от того, сколько в нем работников. За невыполнение – штраф, а затем конфискация имущества.

Призадумался Степан Тихонович. Может, пора в колхоз? Не против уже и супруга. Но старик воспротивился пуще прежнего! Нажитое своими руками безвозвратно отдать?!

Осень одарила пшеничкой. Полностью была внесена денежная подать. Но разнарядка на сельхозпродукты оказалась невыполнимой, заведомо убийственной для любого подворья. Не успели Шагановы продать одну корову и жеребенка, опустошить амбарец, оставив зерна на скудную еду да на будущий посев, как получили предупредительное письмо. Степан Тихонович яровое зерно в убыток сменял на озимое, засеял свой пай.

В декабре в район прибыла ватага добровольцев-пролетариев, чтобы организовать «выгрузку» продуктов из кулацких хозяйств. Красная партизанка повела в новый «бой» активистов.

У Шагановых подчистую конфисковали оставшееся зернецо, картофель, тыквы. Угнали быков. На следующий день, несомненно, оповещенные кем-то из соседей, архаровцы заявились опять. И длинными железными щупами обнаружили-таки под кучей хвороста, в огороде, картофельный тайник. Участковый уполномоченный увел Степана Тихоновича в школу, занятую под временный каземат.

Жуть коллективизации в Ключевском, по всей Казакии, постичь было невозможно. Вырванные арестами из куреней, хуторяне томились рядом, под охраной родственников и приятелей. Кормились тем, что приносили из дому. Полине Васильевне верилось до последнего, что мужа, как бывшего секретаря сельсовета, отпустят. Вместе с Ленькой приходила к школе, прибивалась к толпе голосивших баб, а сын карабкался к открытой форточке, звал изо всех силенок:

– Шаганов! Шаганов! – пока не показывалось за окном заросшее щетиной, угрюмое лицо арестанта…

Тихон Маркяныч, опасаясь расправы, в одночасье собрался и умыкнул аж на Кубань, к давнему знакомцу. Полина Васильевна, проводив его, осталась с мальчишками одна. Спустя неделю арестованных тайком, глубокой ночью, увели из хутора…