Казачий алтарь

– Дорога от реки к середине аула широкая?

– Двойник.

– Ее перекроют пулеметчики… Главное – не давайте фрицам опомниться! Командирам взводов следить, чтобы в горячке не угробили друг друга… Стрелять только наверняка! В затяжной бой не ввязываться. Отходим этой же дорогой… Есть ко мне вопросы? – Глухой, прокуренный голос Расколина зазвенел: – Товарищи! За Родину, за Сталина – вперед!

Он первым рванул повод, пуская коня под горку. По луговине стекли к вязкому, изломистому берегу. На этот раз брод оказался глубже, – вода залилась в сапоги. Левченко со своим взводом свернул направо, обходя аул по жнивью. Общее возбуждение охватило и Якова, припавшего к шее скакуна. Он невольно ощущал, как вскидываются на скаку ножны и как выпирают в карманах штанов гранаты со вставленными запалами, как теснит грудь ремень карабина.

Вот она, грунтовка, ведущая от аула к горловине ущелья. Четко обозначились стены ближних домов. Казаки пришпорили коней…

Окрик по-немецки! С явным опозданием навстречу застрочил автомат и захлебнулся. Казачья лавина смела пост охранения и ворвалась в улочку, запруженную подводами с деревянными колесами и распряженными лошадьми. На выстрелы из дверей мазанок выбежали люди в нижнем белье, паля наугад, перекрикиваясь растерянно и озлобленно. Гранаты, посланные казаками во дворы, угомонили автоматную заполошь.

Якову бросилось в глаза, как по неогороженному садику опрометью летел к остроконечному стогу кряжистый дядька. Цыганок достал его коротким броском. Слыша за спиной надсадный храп коня, драгун завилял из стороны в сторону. Яков выдернул шашку и резким замахом рубанул по белеющей спине. На удивление легко впилась сталь в человеческое тело. Убегающий даже не вскрикнул, безжизненно рухнул ничком… Цыганок, почуяв кровь, шарахнулся, вынес на улочку. И – споткнулся, стал оседать на передние ноги. Яков рванул повод, но дончак отяжелел и лег, елозя головой по каменистой земле. Даже под седлом было ощутимо, как судорога волной пробежала по крепким мускулам. Ошеломленный, Яков упал рядом, сдернул карабин и полностью истратил две обоймы.

Между тем инородцы (наряду с немецкой, раздавалась и румынская речь) стали действовать смелей, цепью залегли на краю леса. Шквальный огонь автоматов накрыл улочку. Казаки повернули обратно. Яков, отмечая, что перестрелка не гаснет лишь на этом конце аула, что взвод Букарева почему-то медлит, второпях отвязал от луки вещмешок и пополз к околице. Короткое русское «ура» заглушил клекот вражеских пулеметов. Послышался рев запущенного двигателя танкетки. Яков поднялся на ноги, заметив скачущих казаков, громко крикнул навстречу:

– Стой! Меня возьмите!

Но никто в суматохе не остановился, не услышал его.

Перебежками Яков добрался до крайней хатенки, где и догнал его Антип Гладилин. Круто осадил свою Лучину, давая товарищу запрыгнуть. Лошадь, ощутив удвоенную тяжесть, с трудом взяла рысь. За околицей их настиг Аверьян.

– Робя, аллюр три креста! Гонятся.

На жнивье, понимая, что такой подвижкой далеко не оторвешься, Яков спрыгнул на землю и схватился за край переметной сумы. Поспевал за Лучиной до тех пор, пока от запального, сумасшедшего бега не зарябило в глазах. Уже рукой было подать до берега, близким казалось спасение, когда от взрыва за спиной мир земной вдруг опрокинулся…

Сознание вернулось к Якову с ощущением боли во всем неподвластном теле. Пахло хвоей. Вблизи разговаривали свои. Он открыл глаза, с трудом приподнял голову. Рядом с Левченко, прислонившимся к сосновому стволу, сидели Гладилин и Аверьян, на куче папоротника лежали Труфанов, Голубенко и разведчик. Меж стволов розовел утренний туманец.

– Ожил? Ну, как ты? – спросил Анатолий Филиппович, уловив взгляд Якова. – Боялись, хана тебе… Ты меня слышишь?

– Слышу, – тихо отозвался Яков и поморщился. – Голова раскалывается… А где же остальные?

– Гм, прыткий какой, – хмуро усмехнулся Антип. – Радуйся, что сам уцелел. Можно сказать, чудо спасло! Рядом снаряд ахнул. Другого бы в клочья, а тебя оглушило… Эх, думаю, призвали Яшку на службу в рай. Оборачиваюсь: ползет на карачках. Да назад! За тобой…

– Не бреши, – осадил балагура Аверьян. – Оконтуженные не полозят… Так и скажи, что Лучину под тобой осколком… А как пешим оказался, то пожалел Якова, не бросил одного.

– Ей-богу, не вру! На четырех конечностях отмахивал, как пес. Аль, думаю, запрыгнуть на Яшку? Живо довезет… – незатейливо шутил Антип, желая подбодрить товарища.

Яков попросил воды. Хозяйственный Аверьян напоил его и, завинчивая фляжку, раздумчиво обратился к командиру взвода:

– Может, на макушку горы карабкаться? Знатье бы: кто на той стороне… Имеется у вас карта, Анатолий Филиппович?

– Двухверстка-то есть, – вздохнул Левченко и достал ее из полевой сумки. – Да вот разобраться… Гора на горе, речка на речке… Сам черт голову сломит! Хоть бы один точный ориентир!

– А этот аул обозначен? – спросил поднявшийся Голубенко, коренастый, высоколобый парень, переведенный недавно из дивизионной школы младших командиров. Казаки уважали рассудительного кубанца, зная, что до войны он работал учителем.