Казачий алтарь

Вскоре по округу разнесся дивный слух, что якобы император даровал крестьянам свободу. Крепостных у Маркяна было всего-навсего двадцать семь душ, переселенцев с южной Украины. Вели они себя покорно, «спивалы гарни писни», пока не взбунтовались иногородцы в соседней экономии генерала Межерицкого. Дело было в страдную пору. Казаки работали в степи, на своих паях. Этим-то и воспользовались дуроломы. Кинулись грабить станицу. Не минули и шагановской усадьбы. Заметался Дончур в тягостном бессилии. Крестьяне, опустошив двухэтажный дом, со зла пустили погулять «красного кочета». Домовой гасил огонь, пока не вскинулся он до крыши. Взвился бедолага Дончур на трубу, оттуда сиганул на конюшню, но не рассчитал и сорвался на остов телеги, зашиб колено и повредил глаз…

В одночасье стал Маркян нищим.

Только глубокой осенью перебрался он с женой в саманный куренек, построенный на деньги из казачьей казны. К тестю, к тому времени уже оказавшемуся без атаманской насеки, идти в приймы не позволила наследственная гордость. От пережитого ли несчастья, от немощи ли, насланной домовым, женка Маркяна слегла и в зиму отдала богу душу. Вдовец недолго горевал. Разменявший полсотню лет, Маркян удосужился жениться на девке Матрене. Поначалу была она тише воды, ниже травы, уважала супруга. К восторгу Дончура родила первенца, поименованного Тихоном, согласно святцам. Да бес, видно, подкараулил молодку! Стала она дерзить, убегать на игрища, пьянствовать. Супруг пробовал остепенить ее кулаками, часто водил в церковь на исповедь и покаяние. Да все без проку. Ничем не выручил и домовладыка, чинивший вертихвостке всевозможные препятствия. Сбежала Матрена! Сбежала с каким-то мимохожим черноусым солдатиком…

Маркян растил своего Тишку один. Научил трудолюбию и разным хозяйским премудростям. Оженил. И почил навеки. С той поры Тихон Маркяныч оказался под опекой Дончура, как старший и главный в роду.

Все пережитое было у домового на памяти. Из года в год надеялся он, что жизнь казачья свернет на покойную, счастливую стезю. Но недреманное лихо метило Россию и в первое десятилетие текущего века, и во второе. Злоба и безверие обуяли сердца. Домовые утрачивали былую власть и силу. Даже Спаситель рода человеческого, Христос, подвергся осмеянию; кощунственно разрушались храмы, с икон выжигался Лик. Православные отрекались от Бога, греша друг против друга…

Теперь же случилось бедствие неслыханное – чужестранцы заполонили степь!

Крепко закручинился домовой, замечая над казачьими могилами зыбкое дрожание огоньков по ночам. Встревожились, знать, не напрасно духи предков. Без сомнения, предвещали они лишения и бездонную скорбь.

Раздумья утвердили Дончура в намерении обратиться за помощью и советом к светлоликому Сварогу. Верховный бог огня всезнающ и могуч. Несмотря на строжайший запрет покидать Землю, Дончур решил это сделать. Иного выхода не нашлось. Необходимо было зарядиться вселенской энергией, обрести утраченную духовную мощь. Война грозила пресечь шагановский род, а значит, и его существование…

За полночь, прислушиваясь к безмолвию в курене и на подворье, – вдруг всполошатся петухи! – домовладыка спустился с чердака на землю. Проведал коров, малость поиграл с Жулькой. Затем положил кисет на верстак, полуприкрыв его дощечкой. В выси маняще сверкали звезды!..

10

Уже из Тихого Дона черпали водицу немецкие солдаты, уже фотографировались на берегах Кубани, уже играл по вечерам в Майкопе, где прежде казаки несли службу в кавалерийских отрядах, духовой оркестр оккупантов.

Смертельные смерчи, разгулявшиеся на южной казачьей равнине, неслись к предгорьям Кавказа. Вследствие поспешного отхода частей 18-й армии, правое крыло Приморской группы Красной Армии вновь оголилось, и всю тяжесть оборонительных боев опять взвалили на свои плечи донцы и кубанцы. Позиции корпуса подковой выгнулись по берегам реки Белой, северо-западнее Туапсе. Ему противостоял 44-й немецкий корпус. Несколько раз станица Белореченская переходила из рук в руки, пока не был нанесен неприятелем мощный охватывающий удар. 12-я казачья дивизия с превеликим трудом вырвалась из кольца на рубеж Кушино – Гунайка, в то время как главные силы казаков отступали на Хадыженскую. Отсутствие надежной связи между частями корпуса поневоле заставляло командиров принимать самостоятельные решения, руководствуясь оперативной обстановкой. Штаб 257-го полка наметил ночную вылазку в немецкий тыл, чтобы отвлечь, запутать врага, давая тем временем возможность эскадронам подняться на очередной горный перевал. Рейдовая группа в составе двух взводов начала подготовку с вечера.