- Приводят к нам на пост бродягу. Смотрю: "батюшки, да он у меня же в лакеях, будучи каторжанином, служил". Думаю: "признавать - не признавать? Уличать - не уличать?" Попросил, чтобы меня с ним оставили наедине. Смеется: "Здравствуйте, - говорит, - ваше вышесокоблагородие. Как барынино здоровье?" - "Что ж ты, - спрашиваю, - так настоящее свое имя и не думаешь открывать?" - "Не думаю!" - "Да ведь тебя здесь половина людей знает. Признают!" - "Никто не признает, не беспокойтесь!" - "Да ведь я тебя первый уличить должен. Не могу не уличить!" - "Что ж, - говорит, уличайте, коли охота есть!" А сам на меня в упор смотрит. Бился я с ним, бился, часа два, пока доказал, что ему инкогнито своего не скрыть, и самому признаться выгоднее, - наказание меньше. Насилу уломал: "Ладно, говорит, - сознаюсь!"
Помню испуганное лицо моего ямщика, который часто меня возил и был ко мне расположен, когда я сказал ему:
- А я Широколобова видел!
Даже вздрогнул бедняга, испугался за меня:
- Бога ради, барин, никому об этом не говорите! Беда будет!
Но я успокоил его, что пошутил.
Вот это-то обязательное всеобщее молчание относительно беглого и придает надежды сахалинским беглецам. Немногие бегут в надежде вернуться в Россию, но всякий надеется "переменить участь", при бегстве сказаться "бродягой" и вместо десяти, двадцатилетней каторги отбыть полуторагодовую.
Убийство каторжанином каторжника каторга не всегда наказывает смертью. Но убийство каторжанином "товарища" - всегда и обязательно. "Товарищ" - не всякий. И часто каторжанин, совершивший убийство в тюрьме, на ваш вопрос: "Как же так, товарища?" - с недоумением ответит вам:
- Какой же он мне был товарищ?
И даже смертельно обидится:
- Нешто я могу товарища убить.
Вы говорите на разных языках.
"Товарищ" - на каторге великое слово. В слове "товарищ" заключается договор на жизнь и смерть. Товарища берут для совершения преступления, для бегов. Берут не зря, а хорошенько узнав, изучив, с большой осторожностью. Товарищ становится как бы родным, самым близким и дорогим существом в мире. И я знаю массу случаев, когда товарищ к товарищу, заболевшему, раненому во время бегов, относился с трогательной нежностью. К товарищу относятся с почтением и любовью и даже письма пишут не иначе, как: "Любезнейший наш товарищ", "премногоуважаемый наш товарищ". Почтением и истинно братской любовью проникнуты все отношения к товарищу.
Убить товарища в тюрьме - одно из величайших преступлений. Убить его с целью грабежа во время бегов - величайшее, какое только знает каторга.
Во всех сахалинских тюрьмах, в "подследственных" одиночках вы найдете несчастнейших людей в мире, ждущих как казни своего освобождения из одиночки. Полупомешанных от ужаса, дошедших до мании преследования. Все это - лица, заподозренные каторгой в доносе о предстоящем побеге, в указании места, где скрывается беглый, в уличении бродяги, в убийстве товарища во время бегов. И они имеют все основания сходить с ума. Каторга говорит:
- Не уйдут от нас! Пришьем.
Из того, что такие несчастные водятся во всех тюрьмах, вы видите, что даже закон товарищества в развращенной сахалинской каторге находит много нарушителей.
Таковы гражданский и уголовный кодексы каторги. Мне остается только сказать о постановке следственной части у каторжан. Каторга еще не пережила эпохи пыток. Производить обыск, сыск и розыск на каторжном языке называется "шманать", и на обыкновенный язык это слово следует перевести словом: пытать. Творя самосуд, каторга добивается истины жестокими истязаниями.
Капитан Моровицкий рассказывал мне, как в бытность его смотрителем Дуйской тюрьмы каторга производила там розыск убийц. Двоих заподозренных каторжане подбрасывали вверх и разом расступались. Несчастные грохались об пол. И это продолжалось до тех пор, пока несчастные, избитые в кровь и искалеченные, не сознались.
- Да это по-нашему называется просто "шманать"! - подтвердил мне потом и один из каторжан Иванов, производивший это следствие.
Язык каторги
У каторги есть много вещей, которых посторонним лицам знать не следует. Это и заставило ее, для домашнего обихода, создать свой особый язык. Наречие интересное, оригинальное, создавшееся целыми поколениями каторжан, в нем часто отражается и миросозерцание и история каторги. От этого оригинального наречия веет то метким добродушным русским юмором, то цинизмом, отдает то слезами, то кровью.
Убить - на языке каторги называется п р и ш и т ь.
- Я его ударил, - он и лег к земле, как пришитый.
Вот не лишенное висельного юмора происхождение слова "пришить".
- "Пришить" просто - означает убить, но п р и ш и т ь б о р о д у означает только обмануть.
- Пришил ему бороду, и бери, что знаешь! - говорят каторжане.