Каторга

Во-первых, хоть и плохие, они все-таки дети своей страны. И если вся Русь от восьми вечера до восьми утра играет в карты, а от восьми утра до восьми вечера думает о картах, - что ж удивительного, что в маленьком уголке, на Сахалине, делается то же, что и везде. Во-вторых, на игру позывает тюремная скука. В-третьих, существует какая-то таинственная связь между преступлением и страстью к картежной игре. В тюрьмах всего мира страшно развита страсть к картам. Может быть, как нечто отвлекающее от обуревающих мыслей, арестанты любят карточную игру, и обычное времяпрепровождение приговоренного к смертной казни в парижской Grande Roquette, - это игра в карты с "mouton"'ом, - арестантом, которого осужденному дают для развлечения. Далее человеку, попавшему на Сахалин, не на что надеяться, кроме случая. "Выйдет случай, - удачно сбегу". Это создало, как я уже говорил, веру в "фарт", в счастливый случай, целый культ "фарта". И картежная игра, - это только жертвоприношение богу "фарту": где ж, как не в картах, случай играет самую большую роль. Затем арестанту заработать негде. Выиграть - единственная надежда немножко скрасить свое положение: купить сахару, поправить одежонку, нанять за себя на работы. И, наконец, этой всепоглощающей игре, этому азарту, в который человек уходит с головой, отдается как пьянству, как средству забыться, уйти от тяжких дум о родине, о воле, о прошлом, - этим стараются заглушить мученья совести. По крайней мере, наиболее тяжкие преступники обыкновенно и наиболее страстные игроки.

Этим я объясняю и страсть моего "приятеля" из Александровской тюрьмы. Он пришел за убийство жены, которую очень любил.

- Не любил бы, не убил бы! - сказал он мне раз таким тоном, что если бы какой-нибудь Отелло в последнем акте таким тоном сказал об убийстве Дездемоны, у зрителей душа перевернулась бы от ужаса и жалости.

И мне всегда думалось при взгляде на него:

- Вот человек, который в азарте сжигает свои воспоминания.

Много нравственных мук стараются потопить в этой карточной игре.

Как бы то ни было, она губит и каторгу и поселенье. Заразившись, каторжане так и говорят: "заразился" картами, словно о болезни; заразившись карточной игрой в тюрьме, арестант уносит ее и на поселение, Это мешает ему поправиться, стать на ноги. Он проигрывает последнее, что у него есть, крадет, убивает, продает дочерей, сожительницу, жену, если она последовала за ним в ссылку.

На Сахалине редко бывают вольные люди, но если такой появляется, его осаждают толпы нищенствующих поселенцев.

- Третий день не емши.

Вы дали двугривенный, и он спешит в закусочную, которыми обстроена вся Базарная площадь в Александровском. Вы думаете, купить хлеба? Нет, играть. Каждая закусочная в то же время игорный притон; в задней комнате "мечут", и умирающий от голода бедняк недеется выиграть и тогда уж "поесть как следует в свое полное удовольствие". Страсть к игре пересиливает даже чувство голода - сильнейшее из человеческих чувств.

Обычная просьба, с которой, как за милостыней, обращаются на Сахалине поселенцы:

- Барин, ваше высокоблагородие! Дайте записочку.

То есть, напишите в лавку колонизационного фонда: "Отпустить для меня бутылку водки. Такой-то".

- А что, выпить хочется?

- Смерть!

Но у него даже денег нет, чтобы купить по этой записке бутылку водки. Можете быть спокойны. Он отправится и поставит "записку" на карту, потому что эти записки, как я уже упоминал, ходят между поселенцами как деньги, ценятся обыкновенно в пятьдесят копеек и принимаются как ставка на карту.

Есть даже целые селения, занимающиеся исключительно картежной игрой. Таково, например, селение Аркво, расположенное в долине реки того же имени, по дороге от поста Александровского к рудникам.

- А, господам арковским мещанам почтение! - приветствуют арковского поселенца в посту.

"Арковские мещане" земледелием занимаются так, "через пень в колоду", только "балуются по этой части"; их главный источник дохода - карты.

В дни, когда в Мгачских рудниках происходит "дачка" вольнонаемным рабочим-поселенцам, вы не найдете в Аркве ни одного взрослого поселенца. Остались дети, старики да старухи. А "арковские мещане" с женами и сожительницами, захватив самовары и карты, пошли к Мгачи.

Поставили самовары, обрядили жен и сожительниц в фартуки и новые платки и засели на дороге прельщать, угощать и обыгрывать мгачских чернорабочих, отправляющихся за покупками в пост.

Еду раз во Владимирский каторжный рудник и по дороге обгоняю толпу "арковских мещан".

Бабы разряжены, как может "разрядиться" нищая; мужики оживленно болтают, несут самовары.

- Путь добрый! Куда?

- К Ямам (владимирский рудник) подаемся.

- Что так?

- Японец (японский пароход) пришел. Грузят. Сказывают, дачка была, чтоб поскореича!

"Арковские мещане" шли отыгрывать у каторжан те жалкие гроши, которые тем выдаются с выработанного и проданного угля.

Около поста Александровского есть знаменитое в своем роде "Орлово поле", может быть, так и названное от игры в орлянку. Колоссальный игорный притон под открытым небом.