Катешизис

Замкнутый круг. Возводя себя в ранг демиурга, homo sapiens берёт на себя слишком много, но не может представить себе даже такую малость, как бесконечность. А ведь бытие – это бесконечность бесконечностей. Я смотрел ей в глаза и понимал, что уже слушаю обещанную историю. Я слушал её рассказ своим сердцем, стучавшим в висках, рассказывающем мне о чем-то действительном, чём-то настоящем. Через её глаза вся лёгкость мира взваливалась на меня, я видел и слышал всё, и мне не нужно было что-либо понимать, я был самим пониманием.

— Эй, - наклонилась она ко мне через стол и едва коснулась ладонью моего правого плеча, вернись.

И в миг, мир вновь втиснулся в треугольники, шары, окружности – шаблоны. Я перестал быть пониманием, но ощущение возможности существования таковым, осталось, как послевкусие хорошего вина.

— Так, чем же тебе нравятся хризантемы? – спросила Лиза.

Я удивился:

— Нравятся… А как ты узнала?

— Ты только что об этом рассказывал.

— Рассказывал? Разве я, вообще, что-либо говорил?

— Только и тараторил о них целых, - она посмотрела на запястье правой руки, где на аккуратном браслете синели маленьким циферблатом часы, с блестящим камешком в месте, где должно быть число 12, для остальных цифр не было даже делений – два часа.

— Два часа о хризантемах? - удивился я.

Лиза улыбнулась.

— Шучу. Конечно, не только о хризантемах ты говорил. Но, и о них тоже. Только вот так и не сказал, чем они тебе нравятся.

— Да? – задумался я. – Скажи, а как ты определяешь по ним время, они чудные такие, - кивнул я на часы..

— Часы – это красивая роскошь, и всего лишь. А время я не определяю, мне совершенно ни к чему заниматься подобными вещами.

Я посмотрел по сторонам и увидел, что кафе давно опустело, мы остались вдвоём за столиком, накрытым тёмно-бордовой скатертью. Раньше, я не замечал её цвет. Лиза, хитро улыбнувшись, посмотрела на меня. Она подмигнула, будто что-то знала, какую-то тайну, объединявшую нас обоих.

— Мне пора, - сказала она, вставая из-за столика – не провожай меня, сегодня нам больше не о чем говорить.

Подойдя, она наклонилась и поцеловала меня в лоб.

Как покойника – пронеслось в голове.

— Мы ещё увидимся? – спросил я, не зная зачем, потому как был уверен, что увидимся. Не знал когда, может завтра, а может, через сто лет.

Лиза, ничего не ответив, повернулась и пошла к выходу.

Мой щенок улыбался ей в след. Впервые в жизни я смотрел на женщину и видел мир.

Я схватил книгу подмышку и вышел вслед за Лизой. Естественно, её уже не нашёл.

Сумятица в душе. Почему именно в этот период жизни, когда, казалось бы, всё протекает размеренно и спокойно, словно река, устоявшаяся в русле, вдруг нахлынуло наваждение. Вдруг нахлынули воспоминания давно минувшего, вдруг появились новые люди, вдруг возникли странные, неизведанные чувства.

Правда ли, что воды Иордана в ночь на Крещение вдруг поворачиваются и несутся вспять?! И так продолжается целую ночь.

— Даже если и неправда, то очень красивая неправда, - заговорил щенок. –нужная неправда.

— Нужная? – переспросил я. - Ты сказал, нужная?

— Для того, чтобы не забыть, что живёшь, нужно иногда поворачивать вспять.

— Ты имеешь в виду происходящее со мной? – спросил я, чувствуя от чего-то горделивость.

Щенок пожал плечами:

— Я имею в виду Иордан.

Я брёл по улице. Солнце высоко. Облака низко. Прохожие безликие. Я безучастный. Часто бывает, когда желаешь, кого-нибудь увидеть, все ноги изобьёшь в поисках. Даже если это сосед по твоей собственной лестничной клетке, не факт, что встретишься с ним в нужное время. А бывает, что не собирался, не намечал, не хотел, в общем-то, а в многомилионном городе, столкнешься, нос к носу, с человеком, которого никак не собирался встретить и от неожиданности не знаешь что делать.

Я брёл по улице, кишащей людьми. Людьми, которые, по словам моего щенка, жаждали только одного - еды и секса. У газетного киоска я увидел Каина, тот внимательно разглядывал журналы в витрине, что-то шевелил губами, слегка жестикулировал, в общем, был похож на сумасшедшего. Мне стало любопытно, что именно вызывает в нём интерес. Подойдя ближе, я остановился чуть в стороне, чтобы он не мог меня увидеть, и стал за ним наблюдать. Каин, погружённый в размышления, водил пальцем по стеклу, потом подсчитывал что-то в уме, хмурил брови, улыбался. Затем, подошёл к окошку и, достав из внутреннего кармана пиджака мятые купюры, сунул их продавщице. Мне не было слышно, что он просит. Затем он достал из окошка пачку глянцевых журналов, разложил их веером в руках, проверяя, всё ли приобрёл, что хотел. Удовлетворившись, сунул их под мышку и зашагал неспешно прочь.

Странный он человек. Непонятный. Таинственный. А, иногда, вот, как сейчас, какой-то простецкий. И ведь теперь я увидел его не случайно. Он наверняка знает, что делает. Мне бы так. Кто он всё таки? Я пошёл за ним.