Катастрофы в Черном море

Немецкие подданные Верманы приехали в Россию в конце XIX в., будущий агент, Виктор Эдуардович Верман родился уже в России в 1884 г., учился в Германии, там же начал военную службу в 1903 г., как подданный Германской империи во время службы был завербован немецкой разведкой и в качестве агента вернулся в Россию в 1905 г. Работая в Николаеве, Верман создал шпионскую группу, в которую входил городской голова Николаева Матвеев, инженеры Линке, Шеффер, Сгибнев и Феоктистов. На загородной даче городского головы находилась радиостанция, с помощью которой передавались оперативные данные о строительстве кораблей на николаевских заводах и добытые сведения о передвижениях боевых кораблей.

Сгибнев был по специальности электротехником, образование он получил в Германии. После вербовки Верман устроил его на судостроительный завод «Руссуд» в 1911 г. ответственным инженером за электропроводку и освещение строящихся кораблей. По словам Сгибнева на следствии, главная цель их группы — недопущение ввода в строй Черноморского флота заложенных в Николаеве новых линейных кораблей, в первую очередь головного из них — «Императрицы Марии». Хотя с началом первой мировой войны Верман, как и другие немцы, был выслан из Николаева, он продолжал руководить подготовкой диверсионного акта. По его указанию диверсию готовили и осуществили Сгибнев и Феоктистов, за выполнение акции им было обещано 80 тыс. рублей золотом в швейцарском банке. Но получить их помешала революция. На допросе Сгибнев рассказал: «Как отвечающий за проводку электросистем я позаботился о том, чтобы в пороховых погребах в необходимую минуту при перенапряжении электросети возникли замыкания. Такие «болевые точки» в погребах были сдублированы. В основном же мы рассчитывали на переданные нам через Вермана специальные механические взрыватели, пронести которые на «Марию» не составило никакого труда ввиду полнейшей безалаберности в ее охране и постоянной возможности нам, как представителям завода, бывать на корабле. Место взрыва — Севастополь — было избрано не случайно: диверсия в самом Николаеве могла бы поставить под удар русской контрразведки нашу организацию…»^{174}

Кстати, есть в акте комиссии по взрыву на «Марии» один абзац, который в какой-то степени перекликается с показаниями Сгибнева. В акте говорится: «…Показания мичмана Мечникова, на вахте которого съехали последние четыре мастеровых Путиловского завода, работавшие в бомбовом погребе 1 башни, находятся в противоречии с показаниями нескольких нижних чинов, которые утверждают, что в ночь с 6 на 7 октября после 10 часов вечера они видели двух мастеровых. Установить в точности справедливость этого показания или опровергнуть его не представляется возможным».^{175}

К сожалению, в своем тщательнейшем расследовании А. Елкин не связал этот раздел акта с конкретными обстоятельствами подрыва погреба диверсантами, как не привел и динамику действий Сгибнева и Феоктистова при выполнении диверсионного акта. Надо полагать, что в архивах ЧК по делу Вермана должны быть конкретные подробности. Почему не сделал этого А. Елкин, сейчас сказать невозможно, но вот это обстоятельство и оставляет пусть малое, но чувство незавершенности расследования, вызывает определенную долю сомнения. Поэтому-то и названы приведенные ранее выводы А. Елкина о причинах взрыва на «Марии» почти окончательными. Кроме того, закономерен и вопрос, на который ответа тоже нет: почему диверсанты ждали целый год, даже больше, после выхода «Марии» из Николаева, если, по их словам, совершить диверсию не составляло особого труда? Логично было бы осуществить ее вскоре после прихода в Севастополь, не дав линкору целый год участвовать в боевых действиях и даже нанести повреждения одному из немецких крейсеров. Далее, есть ли данные, что Сгибнев и Феоктистов действительно были в Севастополе в составе «гарантийной бригады», как бы назвали сейчас, линкора «Императрица Мария». Как «выдержали» исполнители диверсионной акции много лет в России, зная, что их в Швейцарии ожидает огромная по тем временам сумма в 80 тыс. рублей золотом? Перебраться в Швейцарию в те смутные годы труда не составляло. Почему организатор диверсии Верман награжден только в 1926 г., через десять лет? На пунктуальных немцев это не похоже, тем более, что факт взрыва, конечно, стал известен немецкому командованию в самое кратчайшее время, да и сам Верман в 1918 г. во время оккупации Николаева немцами служил в портовой комендатуре. Наконец, время разоблачения Вермана и проведения следствия — 1933-1934 гг. — в свете, как выражаются юристы, «новых открывшихся обстоятельств» в стиле работы органов ЧК, ставит под сомнение достоверность использованных А. Елкиным архивных документов ЧК.

Словом, не на все возможные вопросы есть ответы, поэтому для любознательного читателя, любителя настоящей и полной исторической истины — обширное поле деятельности.

Какова дальнейшая судьба «Императрицы Марии»?