Катастрофа Московского царства

Действительная ситуация была не столь шокирующей, но не менее своеобразной. Дело в том, что венчание двух католиков должен был совершить православный владыка по православному обряду. Еще в Речи Посполитой самозванец просил римского папу разрешить ему причащаться Христовых Таин от православного епископа. Однако убедить Марину и ее покровителей, короля Сигизмунда III и папу, чтобы она приняла православие, оказалось невозможным. Родня Марины, согласно польской традиции, требовала обряда ее коронации, в русской практике небывалого. Для поляков суть венчания сводилась именно к этому, ведь, по их мнению, Марина и Дмитрий были уже обвенчаны в Кракове. Создавалась своеобразная коллизия, из которой патриарх Игнатий тем не менее нашел достойный выход. Вероятно, в этом принимал участие и Лжедмитрий I, обладавший способностью к принятию быстрых и неожиданных решений. Раскрытию этого интересного ребуса мы обязаны исследованию Бориса Андреевича Успенского.

Традиционно обряд венчания на царство, равно как и обряд крещения, включал в себя миропомазание и принятие Святых Тайн (причастие совершается и после венчания). Патриарх предложил соединить все три обряда, которые должна была пройти Марина, в один длительный «венчальный чин». Сложная церемония состояла из обручения (оно прошло в Столовой избе царского дворца), коронации (ее совершил патриарх Игнатий в Успенском соборе по вновь разработанному «чину», и ее завершало миропомазание) и бракосочетания (венчал протопоп Федор в Успенском соборе). Смысл обряда для его свидетелей, таким образом, мог быть различным. Поляки видели в нем желаемую ими коронацию, а русские – крещение «цесаревы» в православие. Обряд венчания обе стороны понимали одинаково, тем более чувствительным оказалось для русского духовенства отступление от важнейшей части церемонии.

Согласно свидетельству участника венчания архиепископа Арсения Елассонского, самозванец и его супруга отказались от причастия.

Это сильно опечалило всех, не только патриарха и архиереев, но и всех видевших и слышавших. Итак, это была первая и великая печаль, и начало скандала и причина многих бед для всего народа московского и для всей Руси, —

замечает владыка.

Отказавшись от причастия, самозванец и Марина бросили наглый вызов общественному мнению. С того времени московское духовенство имело все основания утверждать, что новая царица – еретичка, а следовательно, царь тоже еретик. Самозванец и Марина, совершенно о том не беспокоясь, продолжали провоцировать подданных. Вскоре после церемонии венчания царица сняла русское платье и облачилась в польское. К ней присоединился и Лжедмитрий, переодевшись в иноземный костюм. Большей услуги заговорщикам самозванец оказать не мог. Пока в кремлевском дворце шли веселые балы и пиры, князья Шуйские тщательно готовили мятеж. Питательную почву для этого предприятия составили дворяне, собранные под Москвой для участия в крымском походе. Для новгородских и псковских служилых людей эта военная операция ничего, кроме издержек, не сулила. Недовольство обременительной службой использовали враги царя.

Утром 17 мая в городе загудел набат. С криками о пожаре в Кремль ворвались дворяне – участники мятежа. Стража самозванца во главе с П. Ф. Басмановым была перебита. Лжедмитрий пытался бежать, но был схвачен; его допрашивали и истязали, пока не убили. Прикончил Лжедмитрия сын боярский Григорий Леонтьевич Валуев (впоследствии видный воевода эпохи Смуты), разрядивший в него самопал. Мертвеца показали царице старице Марфе, спрашивая, ее ли это сын. По свидетельству иностранцев, та ответила: «Нужно было спрашивать меня об этом, когда он был жив, а теперь, когда вы его убили, он уже не мой сын».