Катарина, павлин и иезуит

– Все это, – сказал папаша Тобия, стоявший у костра в свете красного пламени и окутанный дымом от жарившейся старой конины, – все это из-за цены на хлеб. Помню, – продолжил он и погладил свою седую бороду, – что уже сто лет назад положение крестьянства непрестанно ухудшалось. За первые три месяца тысяча шестьсот девяносто четвертого года цена одной меры пшеницы выросла в три раза по сравнению с годом девяносто первым. Поэтому умерло, если я правильно помню, на тысячу триста девяносто два человека больше, чем три года тому назад. Тогда их умерло только триста девяносто два. Это сильно испортило картину народонаселения. Хлеб сильно подорожал, и люди ели вареную крапиву и требуху скота, которую подбирали около боен. Требуха воняла сильнее, чем этот подгоревший кусок мяса, который вы поворачиваете тут на вертеле. Из-за этого дело доходило до нехороших вещей, в стране возникли страшные беспорядки. Люди особенно злились на пекарей и мельников, которые, конечно, были спекулянтами и монополистами, и толпы перед пекарнями кричали: Недруги народа! Хищные волки! Впрочем, не нужно оглядываться на сто лет назад. Еще в прошлом году, когда я был в Париже, толпы людей убили нескольких мельников и торговцев зерном, ограбили житницы и пекарни. Было много злобы, крика, оскорблений и драк. И все это – из-за цены на хлеб. Что же тут скажешь, из-за цены на хлеб дело доходит до кризиса в мануфактурах, до нехватки работы, а потому и заработка, таковы времена, в беспокойное время живем, чем беднее народ, тем сильнее власть короля. – Отец Тобия был доволен, так как странники удивлялись его поразительной памяти на цифры, всему, что он пережил и особенно его мудрости. – От бедности человек слабеет, делается все более покорным и податливым, с готовностью принимает удары кнута по спине. И становится более ограниченным, такова воля Божия. И все-таки народ нельзя слишком разорять, порабощать и ограничивать. Ибо, если это так, может быть подобное тому, что случилось сто лет назад и что я видел собственными глазами. Замесить человека в тесто и сунуть в печь – это не по-христиански, с этим вы должны согласиться, но и быть слишком бедным и притесняемым – тоже нехорошо. В конце концов всегда кого-нибудь убьют или в тесте засунут в печь. Но все же, – сказал Тобия и с хитрым видом погладил бороду, – не все ли это начиналось из-за миски чечевицы и куска хлеба? – Он потер покрасневшие, воспаленные от дыма глаза, посмотрел на стражников, которые внимательно его слушали, и многозначительно заключил: 1 Мс. 25:34. [66]

– Аминь, – сказал священник Янез, а мясник и повар стали разрезать пахучие куски мяса лошади, спасшейся от всемирного потопа, но попавшей в котел паломников. Михаэл первый и самый лучший кусок отдал меднику и его жене, меднику – как благодарность за золотую цепочку и доверие, красавице Леониде – за доброе отношение.

Все было бы хорошо и правильно, если бы откуда-то не появился тот зальцбургский отшельник. Он ничего не хотел есть, ходил вокруг дымящихся котлов с горохом, и было видно, что в нем все больше закипает гнев.

– Будете жрать теплый горох! Конину!

Никто не обращал на него внимания, повара половниками накладывали на тарелки рядом с мясом большие комки вареного гороха. А пустынник, одетый в шкуры, расхаживал вокруг и говорил:

– Вспомните теплое дерьмо, выходящее из ваших грешных тел. Так же, как оно выходит из животных, из овец и коз, как вываливаются эти лепешки из коров. Все это выходит и из ваших теплых, звериных, грешных тел, жрущих теплый горох и затем испражняющих теплые, вонючие нечистоты. Поэтому вы и думаете все время о вашем человеческом теле, о его поте и влаге, о петушке, который стоит, чтобы брызнуть семенем. Вы теплые со своим теплым дерьмом, потому что думаете о плоти, а не о Боге. Человек должен быть холодным, ледяным, сухим и голодным настолько, чтобы больше не чувствовать голода, не сознавать его, думая только о Боге, о его ледяной, сверхчеловеческой Вездесущности и Всемогуществе. Чтобы это понять, нужно прислушаться к полету сокола, проносящегося над ледяным озером, посмотреть на парение орла у отвесной скалистой стены среди горных снегов – только так человек сможет думать о Боге. А не глядеть на эти поля, унавоженные дерьмом и смрадом, на поля, что воняют и рождают живых существ, которые потом разлагаются в своем тепле и источают новое зловоние. Не надо смотреть даже на ворон, что роются в поисках тепла на полях, вся польза от них только в том, что они карканьем предвещают снег и мороз. Каким был Антоний Отшельник и Павел Симплекс, таким буду и я, Иероним Холодный. По примеру Иисуса нужно в полном одиночестве воевать с сатаной. И если ваши души погрязли во грехе, вы должны сделать то же самое. А не собираться в теплое вонючее стадо.

Никто не обращал на него внимания, все ужинали, всех клонило ко сну. В тот вечер отшельник исчез, и никто его больше не видел.