Катарина, павлин и иезуит

И года не прошло, как он решил, что не будет жить, как жил его отец, однажды он подождал в коридоре ректора и сказал ему, что хочет стать иезуитом, чувствует, что его призывают Бог и святой Игнатий, что его призывает орден Иисуса, его войско, сознает, что готов ко всему. Симон Ловренц не хотел жить, как жил раньше, у родителей, и как живет большинство людей, которых он знал: в тяжких трудах и суете, подчиняясь инстинктам, в погоне за деньгами и попытках стать богаче, но и те, что уже были богаты, жили так, чтобы обогатиться еще больше, а те, к числу которых принадлежал он сам, от первого до последнего своего дня прозябали в нищете, но пока непосильный труд их еще полностью не изнурил, пока они еще не совсем отупели, они мечтали стать чем-то иным, не тем, чем были на самом деле – подневольной рабочей скотиной; и те и другие, думал юный Симон Ловренц, живут без радости, умирают, не узнав истины, не познав Бога. В той же степени, в какой он хотел познать Бога, он мечтал увидеть Китай, может быть, Индию, как ее увидел и узнал на пути своих исканий Франциск Ксаверий и многие другие, мир велик, а поместья турьякских графов малы, хотя и больше иных в Крайне, моря так широки, а люблянские улицы узки. На люблянских улицах не было ничего, к чему устремились бы его мысли, иногда по ним шествовал какой-нибудь крестный ход, случалось, люди приходили издалека в покаянных одеяниях, некоторые появлялись с веревкой на шее, кое-кто опускался голыми коленями на мостовую перед церковными дверями, тут ничего нельзя было совершить во имя Бога, другое дело – в Китае, где побывал ибериец, лежавший в алтаре святого Иакова; Симон понимал, как понимали и словенские странники, отправлявшиеся в далекие паломничества – в Компостелу, Кельморайн или даже в Святую землю, – что Бог где-то далеко и куда вероятнее встретить его где-нибудь в дальних краях, чем в люблянских церквах или на улицах во время крестного хода, во время тяжелой работы в турьякских лесах, где легче повстречать медведя, а то и лисицу с блудливыми глазами. Конечно, Симон наверняка познает и встретит исходящий от Бога свет, если вступит в войско сынов Игнатия; иначе зачем бы столько говорили о том, что эти его сыны представляют собой нечто особенное, иное, по сравнению со всеми остальными духовными лицами – мужчинами и женщинами. Проповеди из книжек святого отца Игнатия под заглавием Exercitia [29]он затвердил наизусть, а про себя он знал, что эти поучения и премудрости никогда на нем не будут испытаны, если он не отправится в путь в те края, которые он мог видеть иа картинах с изображением Франциска Ксаверия, в сценках во время крестного хода, где появлялись негритята с окрашенными чем-то черным лицами, или в театральных представлениях в аудитории люблинского иезуитского коллегиума, где читались также сообщения об отважных деяниях миссионеров, с Божьей помощью преодолевавших огромные расстояния, бури на море, побеждавших диких зверей и даривших святое Евангелие множеству дикарей с их страшными бесчеловечными обычаями, включая людоедство. Он сказал в коридоре ректору, смотревшему на него внимательно и испытующе, что хотел бы вступить в орден Иисуса, а сам думал и о другом, в чем, конечно, не признался, но ректор, без сомнения, мог догадаться, что ему очень хотелось бы плыть на корабле под большими развернутыми парусами к какой-нибудь китайской пристани, как туда с Божьей помощью плыл Франциск Ксаверий. Спустя несколько недель он получил ответ, затем долго сдавал экзамены, стал кандидатом, послушником, и первое усвоенное им требование заключалось в том, чтобы об отце и матери, брате и сестрах он говорил в tempus praeteritum [30],как это предписывала конституция ордена Иисуса, и вскоре он с этим свыкся: у меня был отец, он жил во владениях турьякских графов. Запоток и церквушка Рождества Богородицы за холмом оказались вдруг дальше беретов Китая, на которые не ступала нога Ксаверия, но он, Симон, когда-нибудь ступит. Он сразу же понял, что все это преодолеет, оторваться от подневольной крестьянской жизни было нетрудно, он был молод, ему хотелось в иные края и наверх. После долгих допросов он был принят в Дом, domusprobalionis [31],В Дом первого испытания, где должен был пройти через шесть упражнений, важнейшее из которых – духовную подготовку одновременно с чтением текстов святого Игнатия – он осуществлял сам, стоя каждое утро в приделе Франциска Ксаверия в утреннем холоде с окоченевшими ногами и красными пятнами на лице, откуда шел ухаживать за больными, учить детей писать и читать, терпеливо вдалбливать им в головы катехизис, как ему самому когда-то вдалбливал священник в Робе, в церкви Рождества Богородицы; кроме того, он полол сорняки в огороде при Доме иезуитов, ибо иезуиты не жили в монастырях, у них не было строго предписанной одежды, они не признавали телесных и других наказаний, и хотя им не надо было жить за монастырскими стенами, они наблюдали друг за другом, предупреждали и проверяли друг друга, а за всеми ими наблюдал святой Игнатий, в прошлом воин, сейчас их воинственный защитник на небе. Осенью Симон носил яблоки в подвал, делал все, что ему было приказано и как было приказано, это было ему не трудно, он умел работать, знал, что сейчас он на via Domini [32],ведущем к познанию, к обету смирения, бедности и целомудрия. А также – в Китай.