Ката

Ката хмыкнула. А через некоторое время спросила:

– Ты же вроде говорила, что в барах выпивать бросила?

– Да я просто зашла прикупить себе добавки: я бутылку на пол грохнула…

– Он тебя видел?

– Нет.

– А что бы он сделал, если б увидел?

– Наверное, набросился бы на меня. Судя по его роже…

– Прямо на улице при прохожих?

– Да он ничего серьезного не сделал бы. Ну, в лицо плюнул бы, в живот ткнул, толкнул, шлюхой обозвал, накричал бы, что я свою мать позорю… что-нибудь в этом духе. Он же мастер доводить людей.

Соулей извлекла из стоявшего на полу пакета бутылку пива, зажгла сигарету и выдохнула дым в окошко. Они молча ехали по берегу моря, затем свернули направо в район Лёйгарнес и снова направо возле Лёйгардальского бассейна. Навстречу им попалось такси, а немного погодя Соулей попросила остановиться. На другой стороне улицы стоял большой белый особняк: два этажа и полуподвал. На первом этаже горел свет.

Ката опустила стекло и шикнула на Соулей. Вокруг было тихо, только из центра города доносился шум уличного движения.

– Надо нам выйти, – через некоторое время сказала Ката. – Но знаешь что: в полицию мы позвоним, только когда убедимся, что у них уже началось. А если полиция приедет раньше, то ничего сделать не получится: его спугнут, а потом он девчонку еще сильнее изобьет. Надо подойти поближе.

Соулей согласилась и вышла из машины вслед за Катой; они перешли улицу и приблизились к забору, которым был обнесен дом. Ката немного помедлила, а потом перелезла в сад.

Через открытое окно первого этажа доносился отзвук сердитого разговора – точнее, невнятный мужской голос, который кого-то распекал.

– Я так и знала, – прошептала Соулей, подошедшая к Кате. – Сейчас он сердится. Совсем остервенел… – Она тихонько фыркнула.

Через миг из дома уже ничего не было слышно. Ката стояла как вкопанная и прислушивалась. Краем глаза она увидела, как Соулей подняла бутылку и отпила глоток.

– Так ты и бутылку захватила? – шикнула она, но неожиданно для самой себя рассмеялась, прикрыла себе рот рукой и снова посмотрела на окно – однако ничего не увидела и не услышала. Такая тишина – это еще хуже…

– Что же нам делать? – спросила Ката, понимая, что простым стоянием на месте делу не поможешь.

– Остановить его, если он что-то сделает.

– А как мы это поймем?

– Мы услышим ее.

– Но мы не слышим. Может, они заснули?

– Быть того не может.

– По крайней мере, в гостиной их нет. А у спальни окна выходят на другую сторону?

– Да.

– А вдруг он ее там избивает? Или вдруг она никаких звуков не издает? Или слишком тихо, и мы ее не слышим? Ты уверена, что он это сделает?

– Да на все сто. Сперва начнет ругаться, наезжать, а потом толкать, тыкать, бить, пинать…

– О’кей.

Ката переминалась с ноги на ногу в траве, ощупывая телефон в кармане и все еще раздумывая, как бы обойти дом, но тут увидела, что Соулей идет прямо через весь сад к крыльцу возле одного из углов дома.

Ката бросилась за ней и, увидев, как та поднимается по ступенькам, шепотом велела ей вернуться. Соулей помотала головой и прошла вверх по лестнице до конца. В дом вели две двери, а между ними стояла пластиковая кадка на ножке с увядшим деревом. Соулей присела на корточки перед одной из дверей, той, из-под которой пробивался свет, просунула палец в щель для писем и заглянула внутрь.

Ката схватилась обеими руками за голову и тихонько застонала. Подняла глаза на окна первого этажа, но никого там не увидела. По логике, Соулей должна бояться больше, чем она – после всего, что натерпелась от этого человека, – но законы мироздания явно были сложнее; к тому же она была под хмельком. Ката сделала несколько нерешительных шагов вверх по лестнице и увидела, что Соулей, повернув голову, приложила к почтовой щели ухо. Пока прислушивалась, она отрешенно смотрела в сторону Каты.

С лестницы просматривалось одно из окон квартиры, и Ката следила за ним: мало ли, вдруг Фьёльнир покажется там с сигаретой и будет тихонько стоять и курить на сон грядущий, или читать книгу, или заниматься еще какой-нибудь ерундой – чем-нибудь совершенно другим, чем то, что ей наговорила Соулей.

Но когда она вновь перевела взгляд на подругу, у той было уже другое выражение лица, глаза вытаращены – и тут дверь распахнулась, и Соулей упала на зад на лестничную площадку. Кто-то, вылетев из дверей, пробежал мимо Каты, преодолев лестницу в несколько прыжков. Она прижалась к стене и смотрела, как полуодетая плачущая женщина мчится через сад и скрывается. За ней выбежал Фьёльнир, прокричал что-то, чего Ката не расслышала, но остановился на площадке, увидев Соулей. Та поднялась с пола, прижалась к перилам и изумленно поглядела на Фьёльнира.

– Ты! – проорал тот, моргая глазами. Он был гол по пояс, тело бледное, хилое, над резинкой от трусов висело бесформенное пузо. – Что тебе надо, сучка ты эдакая? Я думал, ты мне больше надоедать не будешь! – завопил он и загородил Соулей выход с лестницы, так, что она стала не видна Кате.