Не то чтобы все сказанное было таким уж смешным, но Тэён почему-то ржет и всхлипывает почти, спрятав лицо на плече Юбина, у которого до того румяные щеки, что скоро под цвет красной рубашки будут.
На балконе впятером тесно, и они то и дело толкаются, задевая друг друга плечами, – все, кроме Мингю, который двигаться не хочет совсем. Только медленно подносить сигарету ко рту и смотреть в сторону Сеульской башни, слыша чужой смех, ощущая запах сливового вина, чувствуя на своей руке приятное тепло – в те моменты, когда Чонхо чуть перегибается через него, чтобы дотянуться до пепельницы.
Мингю улыбается. Мингю почему-то так хорошо, как очень давно не было. И пускай они все просто выпили слишком много, пусть в таком состоянии сложно себя контролировать и не смеяться над всем подряд, пусть все искажается и предстает перед тобой в преломленном свете. Ярче, ближе. Теснее. Пускай. Мингю все равно.
Он дышит полной грудью и чувствует вдруг, что живет. Не слышит хруста внутри больше, не хочет уйти, не хочет исчезнуть и чтобы его все забыли. Чтобы он сам себя забыл. Мингю просто стоит на этом балконе, окруженный со всех сторон уже знакомыми лицами, и дышит. Самым сердцем своим дышит. Когда это было в последний раз?..
В начале двенадцатого Сонёль уходит – пошатываясь, ведомый под руку Тэёном, на котором с другой стороны висит еще и Юбин. У этих двоих, кажется, крайне дерьмовая переносимость алкоголя. Они оставляют после себя море пустых бутылок, кучу упаковок из-под чипсов, которые откуда-то притащил Чонхо, и ощущение – невесомое, легкое запредельно, щекочущее легкие изнутри, – что жизнь все-таки продолжается. Продолжается же, правда?
Стоя на балконе и пытаясь разглядеть внизу три силуэта рядом с остановкой, Мингю думает неожиданно, что нет ничего плохо в том, что судьба свела его с этими людьми. Они никогда не станут близки, они даже не успеют попробовать это сделать, потому что совсем скоро Мингю вернется туда, откуда пришел. Но все в порядке.
Особенно в том, что он встретил взрослую версию ребенка, который столько лет напрашивался ему в младшие братья.
Мингю поворачивает голову и смотрит на Чонхо, взгляд которого устремлен вниз, как и у него мгновением раньше. Он, может, и взрослая версия того надоедливого школьника, что остался там, по другую сторону зеркала, под небом голубым, но…
(Но что?)
Мингю не может уснуть. Он медленно ворочается, переворачиваясь с одного бока на другой, хмурится с закрытыми глазами. В голове все еще вертолеты, она по-прежнему кружится, но сбежать в сон никак не выходит. Больше всего сейчас хочется просто проспаться, но все, что у Мингю выходит, – раз за разом прокручивать в голове одни и те же мысли. Как на пленочной кассете в старом магнитофоне. Порвалась бы уже эта пленка к чертовой матери.
Прекрасные мгновения приятного опьянения давно рассыпались в воздухе, ощутимо огрев прямо по затылку. Почему-то все не кажется уже настолько радужным. Кто бы сомневался. Мингю стонет в подушку и обещает себе, что больше не будет напиваться до такого эйфорийного состояния: так и заблудиться легко.
(Где? Посреди обманчивых надежд на жизнь, отличную от той, которой он жил последние несколько лет?)
Пару раз он встает: чтобы сначала открыть окно, а потом закрыть. Кондиционер в квартире работает на полную мощность, но Мингю все равно бросает то в жар, то в холод через каждые пять минут. Страшно почему-то становится. Как в ту ночь, когда он впервые почувствовал на себе чужой взгляд со стороны зеркала. Хорошо так было пару часов назад, а теперь страшно вот. Ужасно.
Мингю снимает рубашку, оставаясь в одной футболке, и бросает ее на пол, о чем жалеет спустя минуту, потому что опять становится холодно. Он переворачивается на другой бок и вытягивает шею так, чтобы взгляд падал на зеркало. Он не знает, что хочет там увидеть. В зеркале же нет ничего, кроме темноты комнаты и уже привычного интерьера. Там есть и он – расплывчатый силуэт на кровати, больше напоминающий безжизненное тело.
Хочется пить. И спать – спать хочется ужасно. Мингю сглатывает густую слюну и продолжает смотреть на зеркало сквозь полуопущенные веки. Где бы он был сейчас, если бы не оно? Все там же, в доме Санхёна? Или в другом месте? Как бы все сложилось, если бы он никогда не оказался в этом мире, не встретил Чонхо? Поменялось бы хоть что-нибудь?
Дождь ночью не идет вторые сутки подряд. Мингю уже не может сказать, плохо это или хорошо. Он не знает уже. Ничего не знает вообще. И чего стоят все эти прогнозы погоды?..
На какой-то миг ему кажется, что отражение в зеркале вновь смотрит на него в ответ. И это не Мин, не он сам. Это кто-то третий. У него красные глаза, взлохмаченные волосы и злая улыбка поперек белого лица. Взгляд ввинчивается в грудную клетку, до сердца добраться хочет. Выпивает душу через раны, которых нет.