Кассиопея

У входа в здание факультета Мина Чонхо останавливается и глядит на Мингю с осторожностью. Хочет спросить что-то, но так и не решается. Бросает короткое «увидимся» и идет дальше. А Мингю смотрит ему вслед и чертыхается, потому что забыл спросить, где и когда это самое «увидимся» должно произойти. Если ему придется проторчать здесь еще целый месяц, придется раздобыть средство связи. Он достает из рюкзака маленький ежедневник – чужой – и снова проверяет расписание. Четыре лекции.

Перед самым входом в аудиторию в Мингю влетает Сонёль и, забросив руку ему на плечо, тащит в противоположную сторону под его недовольное бурчание.

– Да не воняй ты так, у нас еще пятнадцать минут есть, а я курить хочу, – ржет Сонёль, когда они заходят за здание в те же кусты, что и в пятницу.

Мингю вздыхает и достает свои сигареты тоже. Не говорить же ему, что хотел за это время успеть с Тэёном поговорить. Пока Сонёль рассказывает, как ездил в эти выходные в провинцию на какой-то фестиваль, Мингю успевает выкурить две сигареты и пролистать целую тетрадь с лекциями Мина.

Они влетают в аудиторию за две минуты до начала занятия и садятся на последний ряд. Сонёль все еще рассказывает что-то громким шепотом, а Мингю его трещание уже не раздражает. Даже появляется ощущение, что он не один. Это так забавно на самом деле – чувствовать себя одиноким в толпе. В местах, подобным этому огромному университету. Чем больше людей, тем сильнее что-то гадкое грызет тебя кривыми зубами изнутри. Мингю на зубы эти уже не обращает внимания – только вполуха прислушивается к чужому шепоту и улыбается пару раз.

В середине лекции он встречается взглядами с Юбином, который сидит рядом с Тэёном, как и в пятницу. Наверное, они теперь всегда парочкой ходят. Ходили ли раньше четверкой? Ходили же. А потом… а потом вот это все.

(Чувства все портят. Ты так не считаешь, Ли Мингю?)

Юбин взгляд первым отводит и дергано отворачивается. Мингю смотрит на его напряженные плечи и, кажется, даже немного сочувствует ему. И Юбин, и Чонхо были втянуты в чужую драму, наверняка этого не желая. Выбрали стороны. Лишились друзей. Мингю от этого всего далек слишком – от людей этих далек, – но, если все случившееся с ним имеет какой-то смысл, имеет значимость, он попытается сделать что-нибудь. Не потому, что ему есть дело, а просто… потому что.

Потому что небо сиреневое. Потому что Кассиопея, у которой здесь нет имени. Потому что миндалем пахнет. Потому что вдохнул жизнь, в которой нуждался столько лет. И она плещется в легких лавандовым морем.

На перерыве между третьей и четвертой лекцией, длящемся полчаса, Сонёль снова порывается вытащить Мингю на улицу, но тот ссылается на дела и сразу же ныряет в толпу студентов. Он находит Юбина с Тэёном сидящими на подоконнике напротив аудитории, где у них должна быть последняя лекция, и застывает в нерешительности, едва вписавшись в поворот коридора. Смотрит какое-то время на мятные конверсы на своих ногах, а после делает шаг вперед. Подходит к ним вплотную, засовывает руки в карманы джинсов. Ждет.

Тэён отрывает взгляд от экрана телефона и поднимает голову. Разевает рот. Молчит.

– Пойдем, – бросает Мингю и сразу же идет дальше по коридору, не дожидаясь ответа. Слышит, как Юбин говорит что-то ему вслед, но не пытается разобрать слов.

Он спускается по лестнице на первый этаж, выходит на улицу со стороны, противоположной той, где Сонёль привык ныкаться с сигаретами, и оборачивается. Тэён, который действительно пошел за ним следом, сразу же замирает на месте. Мингю достает сигареты из рюкзака и со вздохом закуривает.

– Ты хотел со мной поговорить, – выдыхает он дым, – я слушаю.

Тэён говорить не спешит – смотрит на Мингю пристально, взглядом скребясь о каждую деталь его внешности. Изучает внимательно и как-то многозначительно. Мингю же в эту многозначительность нырять не хочет, разбираться – тоже, поэтому просто терпит и ждет.

– Ты изменился, – говорит Тэён спустя минуту, – слишком сильно.

– Я знаю. – Мингю смотрит в сторону и затягивается. – Было бы странным, если бы я не.

– Ты сможешь когда-нибудь меня простить?

Он поворачивается к Тэёну, щурится немного. Думает вдруг, что ответить на этот вопрос не может. Ответить согласием – тем более. Не имеет права просто. Простить может только Мин, который прямо сейчас находится где-то на изнанке мира, и одному богу известно, что творится у него на душе.

– Зависит от того, что ты скажешь, – уклончиво отвечает Мингю, пытаясь прогнать из головы картинки чужого лица – перепуганного и немного потерянного. Выглядел ли он так же в тот момент, когда они стояли друг перед другом, разделенные не просто поверхностью зеркала, а гранью двух миров?

– Я… – Тэён откашливается и опускает взгляд, – я много чего хотел сказать тебе, но у меня в голове полнейший кавардак сейчас. Не думал, что ты хоть когда-нибудь со мной заговоришь.

– Это можно понять, не находишь?