Кассиопея

– Хочешь знать мое мнение? – Мингю шумно затягивается. – Знаешь, я бы сказал, что меня это все не касается, но увы, касается теперь, ибо меня втянули в это дерьмо против моей воли, и… Мне кажется, что вам – тебе и Тэёну – стоит поговорить тоже. Ты принял сторону Мингю, решив не разбираться ни в чем, но… тебе все-таки стоит это сделать. Как и Юбину.

Чонхо крепко сжимает челюсти – он видит это по играющим желвакам – и молчит. Курит остервенело, но расслабляется уже спустя минуту. Мельком смотрит на Мингю и опускает голову.

– Что он сказал тебе?

– Лучше давай ты это услышишь от него. – Мингю бросает бычок в окно. – Боже, вы были хорошими друзьями. Неужели так сложно засунуть на какое-то время детскую гордость себе в жопу и просто шагнуть навстречу? Заебали вы меня уже.

Чонхо молчит. Рассматривает его лицо, а потом вдруг тянет к нему свободную от сигареты руку. Мингю не успевает ни отшатнуться, ни вздрогнуть даже – только каменным изваянием застыть, – когда чувствует, как на его волосы ложится чужая ладонь. Теплая. Горячая даже. Он чувствует это слишком остро, хоть его и не касаются напрямую. Чувствует – и теряется куда-то очень далеко, потому что такого быть вот вообще не должно было. И теряться он не должен был тоже. Это же Чонхо.

– У тебя пепел на волосах был, – объясняют ему, а Мингю до жути хочется кожу голову до крови расчесать, потому что, блядь, нет. Не надо трогать. Вообще. Никогда и никак.

На чужом лице – ничего почти. Пустота только густая, спрятанная за сигаретным дымом. Пустота, но Мингю все равно видит, как человек перед ним терзается до того сильно, что того и гляди глаза начнут слезиться. Видит, но не говорит ничего, потому что просто слова все забывает. Он их забывает на удивление часто в последнее время, но сейчас они окончательно разбегаются в разные стороны, как тараканы из-под рваного тапка, а Мингю только и может, что шумно дышать, незаметно проводя ладонью по своему затылку.

Взгляд Чонхо, направленный в окно, какой-то не такой, какой-то не Чонхо. Или наоборот – настолько его, что в спираль внутренности скручивает. А ведь не должно. Перед ним – Пак Чонхо. Тот самый ребенок, чьи записки он в коробку складывал. Который ему таскал кимпап, приготовленный его матерью. Чьи футболки он стирал бесчисленное количество раз, потому что их в квартире находилось слишком много после каждой ночевки. Тот самый Пак Чонхо, которого он однажды крепко обнимал и гладил по голове, потому что тот рыдал навзрыд после кошмара. Чонхо, что уплетал за обе щеки пустой рис, который Мингю варил ему, опаздывая в университет.

Перед ним – Пак Чонхо. Перед ним – взрослая версия ребенка, который был ему младшим братом несколько лет. Как иметь с этим дело? Как жить с этим целый месяц без странных ощущений, которые вот – режут глотку невысказанными словами?

У этого Чонхо широкие плечи и красивые руки. У этого Чонхо – осмысленный взгляд и блестящие волосы, падающие на лоб. Этот Чонхо выше на полголовы и смотрит так, как только взрослые смотрят. У него родинка привычная на лице – на левой скуле – и острые ключицы, на которые Мингю никогда не обращал внимания. Этот Чонхо носит черные рубашки и касается неправильно как-то. И руки у него горячие, каких не было никогда.

– Пошли в магазин, – говорят Мингю, – пива купим.

А он только молча кивает в ответ.

В коридоре Чонхо смотрит на него так, словно видит в первый раз. Наблюдает молчаливо, как он завязывает шнурки на кедах, а потом говорит вдруг:

– Надо пепельницу купить. Или из банки сделать. Не знаю даже. Никогда не думал, что подобная вещь понадобится в этой квартире.

Мингю о шнурки свои запинается почти, но в ответ сдержанно кивает.

– Не помешало бы.

– Мингю к сигаретам всегда относился не очень. – Чонхо открывает входную дверь. – А тут появляешься ты. Весь вот… такой. С сигаретами и волосами выбеленными, которые, кстати, не помешало бы подкрасить у корней. Кто бы мог подумать, что… – Он замирает, так и не открыв дверь до конца.

Мингю заглядывает за его плечо и замирает тоже.

Потому что видит Тэёна.

Тот дышит тяжело, волосы – растрепаны так, будто он бежал километра два, не меньше, глаза – бешеные.

– Нам надо поговорить. Прямо сейчас, – выдыхает Тэён.

Чонхо крепко сжимает ручку двери и оглядывается на Мингю, которому становится чуточку страшно. Потому что он осознает вдруг, что разговор этот не будет касаться Мина.

Он будет касаться его.

8

Мингю подпирает спиной дверной косяк и смотрит на Чонхо – в ожидании, но на самом деле вопросительно. Тот смотрит на него примерно так же, и осознавать факт, что они таращатся друг на друга одинаково, довольно странно. Он делает над собой усилие и переводит взгляд на Тэёна, который по-прежнему стоит поблизости и тяжело дышит. Мингю хочется думать, что он понятия не имеет, о чем будет разговор, однако самообман в этом случае ничем не поможет. Стоит ли попробовать?