Мингю кивает (чему именно?), берет футболки и продолжает стоять. Замечает, что одна из рубашек темно-фиолетовая. Боже, он ненавидит этот цвет всем, что еще не сдохло внутри. Честно. Ненавидит. Но упаковки с новыми рубашками не выпускает из рук. Смотрит на Чонхо только с легким недоверием – потому что зачем это? Зачем целых три? Дурак ты, Пак Чонхо. Правда – дурак.
Они не говорят о приходе Юбина. О Тэёне – тоже. Сидят какое-то время за обеденным столом и оба смотрят на Куки, который бегает туда-сюда и то и дело тычется мордой в их ноги. Мингю обреченно вздыхает и глазеет на пустую пачку сигарет, которая лежит на самом краю стола. Та самая. Никто не трогал. Хочется спросить, почему, но он этого не делает.
– Пар сегодня нет, что ли?
– Суббота же, – довольно охотно отзывается Чонхо, – у нас по субботам тишина.
– Ясно, – только и может сказать Мингю; думает какое-то время, кусает щеку изнутри, но все же решается: – Если сегодня не выйдет, мне придется опять… придется, да? В понедельник.
– Я тебя не заставляю, – Чонхо слезает со стула, – и тогда не заставлял.
– Серьезно?
– Да.
Мингю глядит на Куки, который засунул морду под диван в гостиной, и думать не хочет. Не заставлял, значит. Хорошо. Пусть будет так. Ведь он прав отчасти. Заставить Мингю что-то сделать без малейшего его на то желания – себе дороже.
– Я могу воспользоваться твоим ноутбуком? – спрашивает он.
Чонхо выглядывает из-за открытой дверцы холодильника:
– Зачем?
– Проверить хочу кое-что. Касательно… всего этого. – Мингю делает акцент на последнем слове и сам смотрит на содержимое холодильника. Видит на самом нижнем отделении дверцы бутылку соджу. Усмехнуться хочет и попросить достать, но не делает этого – не успевает просто, потому что Чонхо делает это сам.
– Не рановато ли для соджу?
– Сказал тот, кто уже успел пиво выпить. – Чонхо открывает один из шкафчиков и заглядывает внутрь. – Все равно завтра тоже не надо никуда. Не знаю, как тебе, а мне очень надо.
– Мне тоже, – отзывается Мингю, и Чонхо со смешком достает из шкафа две стопки.
Они сидят перед ноутбуком и откровенно тупят в открытую страницу Google, потому что Мингю хоть и сказал, что хочет проверить нечто, он не особо имел представления, что именно. Думает о дожде, дурацком «1:13», заносит руки над клавиатурой и медлит. Ночь – точка столкновения. Но что над ней? Мингю вздыхает, выпивает стопку соджу и вздыхает снова, потому что других звуков издавать сейчас просто не может.
Небо.
Грань.
Замкнулись ли их миры на небе?
Чонхо выпрямляется, ворчит что-то себе под нос, елозит задницей на стуле, который с кухни притащил. Мингю смотрит на него с легкой улыбкой, потому что правда. Понимает. Эта неопределенность бьет по мозгам лучше самой тяжелой кувалды – и даже голову не успеваешь увернуть. Оно просто по мозгам прилетает. И все. Сиди как есть. Пытаешься разобраться, в чем дело? Удачи.
Ночь. Дождь. Небо. Грань. Мингю начинает грызть ноготь большого пальца, пытаясь ухватиться хоть за одну из своих мыслей. Есть ли вообще смысл пытаться хоть что-либо понять? Он начинает набирать в запросе все подряд: календарь звездопада, солнечное затмение, небесные явления. Чонхо наблюдает за ним молча, никак не комментирует его действия – только подливает соджу, когда Мингю выпивает свою стопку, после яростно и недовольно тарабаня пальцами по клавиатуре.
На запросе «лунный календарь» Мингю замирает и начинает судорожно вспоминать, какое было число, когда он позвал к себе Тэёна. Когда поменялся с Мином местами. Тридцатое августа? Тридцать первое августа? Оно же. Точно тогда. Играет ли роль смена сезонов? То, что это был последний день лета?
– Тогда было новолуние, – говорит Чонхо, громко ставя бутылку на стол, – ты думаешь, что в этом дело?
– Я ничего не думаю, – слабо огрызается Мингю, – только пытаюсь, но уже задолбался. Я не знаю.
– Вариантов больше нет. – На него смотрят предельно странно. Смять бы этот взгляд руками и выбросить в окно.
– Нам придется почти месяц ждать? – Чонхо вертит пустую стопку в руках. – Если дело в этом твоем новолунии, то… ты понимаешь?
– Хватит спрашивать так, будто я не понимаю ни хуя, а потом уточнять, понимаю ли, – дергается Мингю, но передумывает палить с пылу с жару. На хер надо.
– А ты еще рубашкам удивился.
– Поди себе медаль нарисуй. Бесишь до ужаса. Съебись.
– Это моя комната.
Мингю цыкает и встает со стула. Хочет выйти из комнаты, но Чонхо хватает его за руку. Хватает, но выпускает почти сразу, словно боится, что на него посыпется поток ругани. Мингю глядит на свое запястье, где еще недавно были чужие пальцы, и поджимает губы.
– Не надо, – просят его, – вот так.
– Как так? – Он переводит взгляд на Чонхо.
– Ты знаешь. – Он садится на свое место и открывает на экране календарь.