Картонки Минервы

Но именно это мы и наблюдаем в последнее время не только в Америке, но, представьте себе, и в Италии тоже. Первое действие подследственного – не доказать, что он невиновен или что улики обвинения несостоятельны, а продемонстрировать общественному мнению, что сами обвинители не находятся вне подозрения, как должна быть вне подозрения жена Цезаря. Если подследственному это удается, дальнейший ход процесса уже ничего не значит. Ибо во время процессов, которые транслируются по телевидению, все решает общественное мнение, а оно, лишив доверия обвинителя, тяготеет над каждым присяжным, который понимает, что всякое самостоятельно принятое решение будет непопулярным. Таким образом, процесс, транслируемый по телевидению, уже не представляет собой прения двух сторон, имеющих доказательства вины или невиновности; он представляет собой, еще до своего начала, массмедийный поединок между будущими подследственными и будущими обвинителями (возможно, судьями), право которых судить его оспаривает подозреваемый. А приговор выносит общественное мнение (полное предрассудков), а не присяжные (этим предрассудкам следующие).

Когда в 1993 году начались телевизионные суды над взяточниками (хотя «судебные хроники» стали показывать по телевизору еще раньше), я выступил с протестом против процесса Вальтера Арманини. Цвет демократической интеллигенции принялся поливать меня грязью, будто бы я взялся покрывать продажную плутократию. Меня превратили в сообщника Кракси[166]. А результаты налицо. Процесс Кузани[167] увенчался успехом, потому что обвинение (Ди Пьетро), гениально проникнув в природу средств массовой информации, завоевало симпатии зрителей (но следует добавить, также и потому, что адвокат Спаццали не пытался ни перед процессом, ни во время него поставить под сомнение его законность). Но потом этот урок усвоили все. Спаццали проиграл процесс, потому что играл по правилам, принятым среди порядочных людей дотелевизионной эры, все еще копаясь в уликах и донимая свидетелей. Наивно, если не сказать хуже. Нужно было менять тактику. Выиграть процесс, который транслируется по телевидению, очень просто: достаточно доказать, что представитель обвинения (а возможно, и судья) – сами преступники.

Нынче этот урок усвоили все. Если у тебя получится доказать, что твой обвинитель – прелюбодей, что за ним числятся грешки, легкомысленные поступки или даже преступления, ты выиграл. Все решается заранее, через средства массовой информации. Есть опасность, что ритуал правосудия сведется именно к ритуалу, подтверждающему приговор, вынесенный во время всенародной медийной кампании.

Вы этого хотели, вы добивались присутствия телевидения в зале суда. Теперь не ропщите, видя, как униженное правосудие вынуждено подтверждать приговор, вынесенный общественным мнением. И помните: в следующий раз, когда вас поймают с поличным, в тот момент, когда вы пытаетесь подкупить полицейского, который видел, как вы топором проломили череп вашей бабушке, не пытайтесь замыть кровь или доказать, что в эту самую минуту вы вели душеспасительную беседу с кардиналом. Достаточно продемонстрировать, что тот, кто поймал вас с поличным (и вынул из ваших рук топор), десять лет назад не включил в налоговую декларацию подарок, полученный от любовницы (любовника). И вы останетесь уважаемым членом общества.

1995

Опрос по поводу опросов?

В новогоднюю ночь, чтобы скоротать время, люди предаются разным невинным забавам: снобы играют в лото, профаны исполняют «Гольдберг-вариации»[168] на окарине и барабане. В прошлом году 31 декабря мои друзья затеяли кукольный спектакль, в котором могли участвовать и зрители тоже. И когда кукла Гамлет провозгласила «быть или не быть», зрители громкими криками потребовали опроса общественного мнения. Должным образом подтасованный, результат показал, что два с чем-то процента высказались за «быть», три, запятая, что-то еще – за «не быть», а девяносто четыре процента затруднились ответить. Тогда зрители потребовали дебатов, и нашлись добровольцы, сыгравшие роли отца Теобальда Глюнца из школы богословия в Тюбингене (которого в особенности захватило это «разжижение бытия», типичное для эпох ослабления мысли); доктора Пило Бьянкопонте из Либ-Лаб Мрр, который произносил одни только формулы, способные повергнуть Джорд жо Бокку в самую мрачную экзистенциальную тоску; и предполагаемого эксперта из Японии, который на поверку оказался актером театра. Но и был способен издавать лишь мелодичные трели.

Я к тому, что опросы общественного мнения уже никто не принимает всерьез. Кто в этом виноват?