Один крайне уравновешенный читатель пишет, что согласен со мной, но что нужно было бы сделать исключение для того, кто пошел по стезе общественной деятельности, стал избранником народа, а значит, перед народом и должен держать ответ. Но и до него не доходит тот факт, что я вовсе этого не отрицаю: да, общественные деятели должны держать ответ за свои злодеяния, и никто не запретит показать это на всю страну в теленовостях. Я утверждаю, что процесс, который транслируется по телевидению, утрачивает некоторые черты, присущие судебному разбирательству. Все, точка. В данный момент все граждане Италии узнают о злодеяниях многих политиков, даже обладающих огромной властью, и оценивают их дела по достоинству, пусть даже эти люди еще и не предстали перед судом. В этот наш трагический момент можно говорить обо всем, пока еще существует гласность.
Если человек нарушил закон, он должен быть примерно наказан. Но наказан по закону, а не отдан на растерзание разъяренной толпе. И, простите за прямоту, ярость моих корреспондентов мне кажется неразумной. Можно, конечно, возразить, что показать процесс по телевидению и отдать подсудимого на растерзание разъяренной толпе – вовсе не одно и то же; не исключено, что я и неправ. Но во многих полученных мною письмах (не во всех) подспудно звучало следующее: «Дайте нам до них добраться, пусть даже в эфире, уж мы-то с ними расправимся по-свойски». Так вот, подобные чувства вполне объяснимы по-человечески, но идут вразрез с законом.
Как пример совершенного остервенения процитирую письмо некоего господина, который пишет на бланке мэра Сали-Верчеллезе[161] (надеюсь, ради блага жителей этого городка, что речь идет о розыгрыше какого-нибудь хохмача, но лучше бы мэр закрывал дверь своего кабинета на ключ, когда уходит). Оный господин пишет мне: «Старая закваска сталинизма-ленинизма, бродившая в Вас, вылезла наружу. Вам по душе все тайное. Процессы на Лубянке и в КГБ, выстрел в затылок – все скрытно, при полном молчании. О вашем “Имени розы” много говорили по телевидению. О, буржуи с короткой памятью». Меня обвиняли в чем угодно, но только не в старой сталинской закваске. Терпение: этот господин путает уважение к форме судебного заседания с секретностью и защиту прав подсудимого с выстрелом в затылок. Хорошо, что мы не в Америке, иначе в один прекрасный день он стал бы баллотироваться в судьи.
Ход мысли псевдомэра следующий: тебе было приятно, когда передавали что-то в твою честь, так терпи теперь, когда передают что-то во вред другим, грязный буржуй сталинской закваски (изумительное сочетание двух крайностей). Дорогой друг (??), предположим, вы потребуете, имея на это полное право, чтобы телевизионщики взяли у вас интервью, посвященное проблемам Сали-Верчеллезе, – но понравится ли вам, если его у вас будут брать в прямом эфире (во благо местного здравоохранения) в тот день, когда вам будут оперировать геморрой?
Газеты все чаще ведут себя как дети
Всякий, кто пишет книги и сотрудничает с газетами, часто получает просьбы об интервью. Если хорошенько задуматься, это довольно странно: зачем предлагать еще раз выразить свои мысли тому, у кого и так есть для этого все средства. Об интервью следовало бы просить людей, которые по роду своей деятельности не имеют возможности открыто выразить свое мнение в средствах массовой информации: медиков, политиков, актрис, прыгунов с шестом, факиров, судей и обвиняемых. Задумайтесь на минутку: вам кажется нормальным, что в «Эспрессо» появляются интервью редактора «Панорамы» или «Эуропео» – и наоборот? Я понимаю – интервью с Индро Монтанелли, потому что это журналист, который оставил журналистику, чтобы заняться историей, но что будет, если каждое утро известные журналисты начнут интервьюировать друг друга? И то же самое – если писатель N возьмет интервью у писателя M.
Конечно, существуют знаменитые интервью, которые открывали нам новые грани известного человека, но всякий раз это был результат долгого диалога между двумя личностями, которых, так сказать, рок свел друг с другом (или друг против друга). Такие вещи не делаются за один день. Но в наших ежедневных и еженедельных изданиях полным-полно интервью, и писатели жалуются, что их больше никто не рецензирует: газеты предпочитают, чтобы они рецензировали себя сами, посредством интервью.