Карточный домик

Поэтому вопросы членов оппозиции редко бывали направлены на то, чтобы получить информацию, их задачей было раскритиковать и навредить. А ответы на их вопросы редко выдавали какие-либо сведения и были направлены на то, чтобы нанести ответный удар. Последнее слово оставалось за премьер-министром, что давало ему преимущество на поле боя – совсем как в древности, когда гладиатор получал право на последний удар.

Премьер-министры знали, что они должны одержать победу. Кроме того, важно было, как они ее одержали, а не сам факт победы, потому что от этого зависело, насколько громкой будет поддержка их армии. И горе тому из них, кто не сумел бы ответить на вопросы оппонентов быстро и позволил бы им атаковать снова. Шумный энтузиазм правительственных заднескамеечников мог довольно быстро превратиться в мрачное презрение и молчаливое осуждение, потому что премьер-министр, который не доминировал в Палате общин, вскоре начинал понимать, что может рассчитывать на поддержку лишь небольшого числа своих коллег. И тогда ему приходилось беспокоиться не только об оппозиции, которая сидела перед ним, но и о конкуренции у себя за спино-й.

Следующий день после вылазки О’Нила в бар «Стрейнджерс» выдался для премьер-министра очень непростым. Пресс-секретарь Даунинг-стрит находился в растрепанном состоянии из-за того, что его дети болели ветрянкой, а традиционный брифинг получился весьма низкого качества и, что особенно разозлило Коллинриджа, которого переполняло нетерпение, начался позже назначенного времени. Заседание Кабинета, открывшееся в свое обычное время – ровно в десять часов в четверг – тянулось, казалось, бесконечно, потому что министр финансов пытался, не обижая премьер-министра, объяснить, что незначительное большинство на выборах повлияло на финансовые рынки, а это, в свою очередь, сделало невозможным в текущем финансовом году запустить программу расширения больничной сети, обещанную избирателям во время предвыборной кампании. Премьер-министру следовало руководить советом, но дискуссия все продолжалась и продолжалась и в конце концов закончилась неловкостью.

– Возможно, канцлеру казначейства следовало проявить больше осторожности, прежде чем позволить нам давать опрометчивые обещания, – исходя ядом, заявил министр образования.

Канцлер с вызовом пробормотал, что не он виноват в не слишком благоприятных результатах выборов, которые оказались даже хуже, чем ожидали циники с Фондовой биржи, и тут же пожалел о сказанном, хотя и знал, что именно так думают все его коллеги. Коллинридж столкнул их лбами и попросил министра здравоохранения подготовить приемлемое объяснение изменению планов, которое будет доведено до сведения общественности в последнюю неделю перед тем, как парламент уйдет на каникулы – иными словами, через четырнадцать дней.

– Будем надеяться, – сказал семидесятилетний лорд-канц-лер, – что к тому времени все будут заняты составлением приятных планов на лето, вместо того чтобы обсуждать просчеты политиков, принимающих решения.

Таким образом, заседание Кабинета закончилось на двадцать пять минут позже, и премьер-министр опоздал на «час вопросов». Он находился в отвратительном расположении духа и почти не слышал, что там говорили. Когда Генри вошел в битком набитый зал – как раз в тот момент, когда члены парламента получили возможность задать свои вопросы, – он оказался не так хорошо вооружен и внимателен, как обычно.

Впрочем, в первые тринадцать минут и пятьдесят секунд это не имело особого значения: Коллинридж уверенно отвечал на вопросы оппозиции и спокойно, хотя и без особого блеска, реагировал на аплодисменты членов своей партии. Ничего необычного, все как всегда. Спикер, отвечающий за соблюдения парламентских процедур, посмотрел на часы и решил, что у них осталось чуть больше минуты, а значит, до закрытия заседания достаточно времени для еще одного вопроса.

– Стивен Кендрик! – крикнул он, вызывая члена парламента, чей вопрос стоял следующим в повестке.

Новый член парламента впервые участвовал в «часе вопросов», и многие из присутствующих принялись толкать своих коллег, пытаясь узнать, кто же это такой.

– Номер шесть, сэр. – Кендрик быстро встал, чтобы задать вопрос из повестки дня, на который он хотел получить ответ премьер-министра. – Я прошу премьер-министра озвучить его официальные дела на сегодняшний день.

Пустой вопрос, ничем не отличающийся от номера один, два и четыре, заданных до него и направленных не на то, чтобы получить информацию, а на то, чтобы скрыть от премьер-министра, каким будет следующий удар. Такова природа войны.

Коллинридж с задумчивым видом встал, посмотрел на открытую красную папку, лежавшую перед ним на подставке для официальных бумаг, и принялся читать монотонным голосом:

– Я хочу напомнить уважаемому члену парламента ответы, данные мною несколько минут назад на вопросы номер один, два и четыре.