– Добрый день. Я намерен сделать короткое заявление и заранее сожалею, что не смогу ответить на ваши вопросы. Но я не думаю, что вы будете разочарованы. На следующий день после голосования во вторник создалось впечатление, что осталось всего три кандидата, имеющих неплохие шансы на победу. И действительно, все остальные заявили, что не будут принимать участия во втором туре. Как писали многие из вас, это гонка с тремя лошадьми. Конечно, я рад быть одним из этих трех участников – это большая честь. Но мне кажется, что три может оказаться несчастливым числом. На самом деле кандидатур только две. Либо партия пойдет по пути практического подхода к политике, который раньше не раз приводил нас к успеху и удерживал у власти больше декады, либо мы изменим курс в сторону социальных преобразований, и правительство будет вынуждено решать все мировые проблемы, в том числе отдельных людей или семей – и тогда многие скажут, что это ловушка.
Репортеры зашевелились. Все знали, что внутри партии имеются разногласия, но впервые о них заговорили публично.
– И хотя намерения могут быть самыми лучшими, я не верю, что переход к подобной политике будет правильным, – продолжил министр. – Более того, я считаю, что для страны и для нашей партии он грозит катастрофой. И полагаю, что такую точку зрения разделяет большинство членов нашей партии. Однако, как ни парадоксально это звучит, исход может оказаться таким же, если большинство поддержит прагматичный подход и будет голосовать за двух кандидатов – Фрэнсиса Уркхарта и меня. Я человек практичный, и меня не волнуют отдельные личности: мой интерес заключается в жесткой политике. А потому я считаю, что мои личные амбиции не должны встать на пути проведения в жизнь той линии, которая мне близка.
Несмотря на холод, его слова огненными спиралями проносились над головами собравшихся.
– Поэтому я хочу быть уверен, что поддержка политического курса не будет разделена между двумя кандидатами, – добавил министр. – Я выхожу из гонки и отдаю свой голос за Фрэнсиса Уркхарта, который, как я искренне надеюсь, станет нашим следующим премьер-министром. Больше мне сказать нечего.
Его последние слова заглушило щелканье затворов многочисленных камер. Все они были направлены в его сторону, и он начал стремительно подниматься по ступеням набережной и направился в сторону поджидавшей его машины. Несколько человек побежали за ним, но им удалось увидеть лишь его автомобиль, покативший к Вестминстерскому мосту, и дальше, к Министерству иностранных дел. Остальные застыли в полнейшем недоумении, пытаясь убедиться, правильно ли они записали и поняли слова Уолтона. Он не оставил им времени для вопросов, не позволил сформировать какие-либо теории или понять скрытый смысл его речи. У них было только то, что он им дал, и репортерам ничего не оставалось, как донести до читателей его слова – именно к этому Уолтон и стремился.
Он приехал домой, где на пороге его ждала жена, удивленная не меньше остальных, и они вместе смотрели выпуск девятичасовых новостей, рассказавших о его заявлении.
– Я понимаю, почему ты отказался от продолжения гонки, и это, само по себе, послужит для тебя достаточным наказанием, – сказала после этого миссис Уолтон. – Я буду продолжать поддерживать тебя, как и прежде, но почему, ради всех святых, ты решил выступить за Фрэнсиса Уркхарта? Я понятия не имела, что вы настолько близки…
– С этим высокомерным ублюдком? – изумился ее муж. – Мы никогда не были близки. Более того, мне он совершенно не нравится!
– Тогда почему…
– Потому что мне пятьдесят пять, а Майклу Сэмюэлю сорок восемь, из чего следует, что он может оставаться на Даунинг-стрит еще двадцать лет, пока я не умру и меня не похоронят. С другой стороны, Фрэнсису Уркхарту шестьдесят два, и он вряд ли продержится более пяти лет. Так что если победит Уркхарт, у меня остается надежда участвовать в гонке за лидерство до того, как я уйду на покой. А сейчас, если я сумею выяснить, кто послал нам кассету, или злоумышленника переедет автобус или министерский лимузин, у меня появится еще один шанс.
Патрик выпустил из трубки густой синий дым, поднявшийся к потолку, и продолжил развивать свою мысль:
– В любом случае я ничего не выиграю, сохранив нейтралитет. Сэмюэль не станет терпеть меня в своем Кабинете. Вот почему я преподнес Уркхарту победу на блюдечке с голубой каемочкой, и ему придется выразить мне публичную благодарность.
Он улыбнулся супруге – в первый раз с того момента, как они прослушали запись.
– Ты хочешь в ближайшие пару лет быть женой канцлера казначейства?
Пятница, 26 ноября
На следующее утро температура снова опустилась ниже нуля, но новый атмосферный фронт, прошедший над столицей, принес кристальное небо, заменившее свинцовые тучи вчерашнего дня. Уркхарт смотрел из окна своего кабинета в Палате общин на Темзу, залитую ярким зимним солнцем, и думал о том, что впереди у него столь же блистающее будущее. После того как Уолтон заявил о своей поддержке, Фрэнсис чувствовал себя неуязвимым. Он уже почти финишировал.