Карманный атлас женщин

Ревматизм, перебитая нога, недолеченные раны. Все, что она получила в 1944-м, когда ходила по канализационным коллекторам. После смерти матери хотела участвовать в борьбе. Выводила солдат из центра города. Получала группу человек в двадцать-тридцать и проходила с ними километры под землей. Немцы наверху вели прослушку, так что приходилось пробираться тихо. Иногда пускали газ, стреляли в люки. Тела падали в канализационную жижу и оставались в ней. Ноги часами оставались в воде и говне, к которому так принюхались, что уже не чувствовали запаха. Хотелось пить, но то, что текло по трубам, пить было нельзя. Был случай: командир не выдержал, набросился от жажды на эту жижу, отравился и умер.

На старости лет восстание постреливает в костях. Дает о себе знать измученное тело, которое она, почти двадцатилетняя, истрепала в хождениях по всему городу. Доставь приказ, лети в госпиталь и проверь, нет ли там Владека, проведи отряд. Сидящие в очереди кивают. Кое-кто из них тоже участвовал в боях, побывал в лагере в Пруткове, [24] прятался и снова сражался. У них тоже каждую минуту то одно, то другое ломит, постреливает. Да, да, человек когда молодой был, мог так носиться, а теперь война сказывается на людях. Сейчас никто этого не помнит, никому до этого дела нет, э-эх, а неблагодарные сопляки еще смеются над этим, не ценят, что живут в свободной стране со своим гербом. И эмигрируют.

Парад равноправия хрупких костей. Знамена из сморщенной кожи, лозунги с фармакологической тематикой. Пани Мария не может нормально открыть глаза, веки у нее упорно падают вниз. Подсознательно: ей больше не хочется на все это смотреть. Знаете, я уже достаточно насмотрелась на этот мир. Спасибо за такое удовольствие. У меня восстание отдается в позвоночнике, ноги болят от патриотизма. Вижу, молодежь играет в войну. Ползают по местам боев, собирают каски, шестьдесят три дня не снимают маек с буковками-якорем. [25]

Типа помнят. Это хорошо, даже очень хорошо. А почему они так упрямо помнят? Похоже, завидуют нам. Ой, вы пережили войну? Супер, расскажите, пожалуйста, а кого-нибудь из знаменитостей вы видели? Может, поэта, погибшего под развалинами дома, может, генерала, которого съели в лагере. У вас была классная, интересная молодость. А мы что? — таскаемся по дискотекам, шастаем по торговым центрам, когда акция проводится, скукотища. Никто ничего у нас не хочет отобрать. Даже евреи, иностранный капитал, Евросоюз, гнилой Запад и зеленые потеряли к нам интерес. У нас здесь больше ничего нет, даже промышленности. Даже людей. Кое-кто, конечно, остался, потому что засиделись, но все равно прикидывают, как бы уехать. Хоть бы маленькая войнушка, уланы, панны вереницей за мундиром, пулеметы, прятаться, капитулировать.

Очередь к врачу. Мини-лекции по истории Второй мировой войны. Пани Мария активно в них участвует, хотя у нее проблемы с гортанью. Молчит она только об одном воспоминании.

Зовут меня Мария Вахельберская, никакая я не Вахельберг. Во время оккупации я жила на Жолибоже, а ни в каком не в гетто. 19 апреля 1943-го [26]вместе с соседями говорила «Вон еврейчики горят». Не сражалась. Не пряталась в развалинах дома от немецкого патруля, проверявшего подвалы. Не бросала им под ноги гранаты, не спасалась на чердаке, не перебегала с крыши на крышу.

Об этом я не могу рассказать никому. Это небезопасно.

Шипение антисемитизма не всегда могут уловить те, кого оно не касается. Однако если слышат, то оно звучит как свист хлыста над ухом, как прикосновение к спине холодного дула винтовки, как удар кованого сапога в живот. Пани Мария знает, что нападения можно ждать с любой стороны. Например, со стороны милейшей продавщицы из зеленной лавки, которая уже много лет выбирала для нас лучшие яблоки. И вдруг: «Все это из-за жидовья: сначала война, несчастья, потом коммунизм, а теперь и Евросоюз». И пани Мария чувствует, как кто-то приставляет к ее виску пистолет, и лишь секунды отделяют ее от смерти. Она не убегает, не защищается, только вежливо улыбается и выходит из магазинчика. До свидания, всего, счастливо, завтра тоже наверняка за чем-нибудь зайду. А потом быстро домой, озираясь, не следит ли кто, не гонится ли. Жертва через мгновение услышит «Halt!», но пока идет нервным шагом и чувствует, как над ее головой вырастает большая неоновая вывеска со словами «жидовская свинья». Ее тело начинает покрываться всеми теми надписями, что можно увидеть на стенах. До ее ушей начинает долетать «ЛKC [27] — юде, не жидись, весь воздух нам чесноком провоняли».

А пани Мария, заперев за собою дверь, тяжело дышит и прислушивается.

На ежегодных встречах повстанцев района Охота о ней говорят «Мария — связная, проводник по каналам». Эта роль очень ей нравится.