Молчание необходимо. Молчание накапливает внутреннюю энергию, не давая ей уйти в неизвестном направлении. Или, точнее говоря, раствориться во внешнем пространстве. Это самая распространенная, почти бытовая утечка энергии, всегда чреватая несбывшимися надеждами. Не зря говорится: «Слова — серебро, а молчание — золото». Энергия близкого события не должна подвергаться риску потери вследствие разглашения и пустопорожнего бахвальства.
Эту энергетическую особенность молчания прекрасно знали исихасты, монахи и богословы, практикующие молчание. Сам термин «исихазм» происходит от греческого слова, означающего спокойствие, тишину, молчание, мир. С обыденной точки зрения исихастская практика молчания приводит человека в состояние умиротворения. Однако многие практиковавшие сакральное молчание монахи утверждали, что получали возможность общения с ангельскими силами. Традиция исихазма продолжается в настоящее время во многих монастырях и исихастириях, в частности, на Афоне[918].
Поэт Федор Тютчев в своем знаменитом стихотворении «Silentium»[919] (молчание) сказал:
Важно молчать, храня тем самым естественное созревание события, его непроизносимую духовную сердцевину. Не стоит подвергать важное событие риску в ущерб его объективной, безусловной и верной онтологической целостности. Молчание важно для художника, завершающего картину, политика в день голосования на выборах, писателя, подбирающего финал романа, женщины, ожидающей ребенка… Таинство совершается в тишине, с помощью тишины, где тишина тоже работает на дальнейшее совершение, а в том или ином праздном «многоглаголании несть спасения» (Мф. 6:7). Сказав об уже близком событии, мы прерываем программу достижения и мыслим его свершившимся, возможно, весьма преждевременно.
«Человеку нужно два года, чтобы научиться говорить, и шестьдесят лет, чтобы научиться держать язык за зубами».
В буддизме, для которого отказ от слов является одной из составляющих важнейших духовных практик (медитация), бытует множество притч о молчании. В одной из них рассказывается, как однажды к Будде пришел человек и, коснувшись его ног, спросил, есть ли Бог. Будда посмотрел на него пристально и сказал: «Когда я был молод, я очень любил лошадей и различал четыре типа. Первый — самый тупой и упрямый: сколько ее ни бей, она все равно не будет слушаться. Второй тип: лошадь слушается, но только после удара. Есть и третий тип. Это лошади, которых не нужно бить. Ты просто показываешь ей хлыст, и этого достаточно. Еще существует четвертый тип лошадей, очень редкий. Им достаточно и тени хлыста».
Говоря это, Будда смотрел в лицо человеку. Затем он закрыл глаза и замолчал. Человек тоже закрыл глаза и погрузился в молчание. Потом Будда открыл глаза, а человек просидел в таком состоянии еще час. Лицо его было умиротворенным и светлым. Открыв глаза, человек коснулся ног Будды с глубокой признательностью, поблагодарил его и ушел.
«Люди учатся, как говорить, а главная наука — как и когда молчать».
Когда он вышел, ученик спросил Будду: «Он спрашивает о Боге, а ты говоришь о лошадях. Я видел, как он погрузился в глубокое молчание. Как будто он прожил с тобой много лет. Даже я никогда не знал такого молчания! Какое единение! Почему он так благодарил тебя?» Будда ответил: «Я говорил не о лошадях. Я говорил о Божественном. Но об этом нельзя говорить прямо. Когда я увидел, на какой лошади он приехал, я понял, что такую лошадь мог выбрать только истинный ценитель. Вот почему я заговорил о лошадях. Это был язык, который он мог понять, и он понял его. Он редкий человек. Ему было достаточно и тени хлыста. И когда я закрыл глаза, он понял, что о высшем говорить нельзя, о нем можно только молчать; и в этом молчании Оно познается. Это трансцедентальный опыт, и он находится за пределами ума»[920].
Исходные посылки буддизма отвергают практические желания и мечты как проявление иллюзорности этого мира, однако сама эта притча интересна тем, что указывает на наличие трансцендентного закона, позволяющего воздействовать на окружающую нас реальность, как бы мы ее ни трактовали, с помощью такой практики, как молчание.