Шумить, гуде лiс грабовий,
Аж до землі гнеться.
Краще жити буде тодi,
Як Кармель вернеться…
Прошло лето, осень; волов запрягали уже не в чумацкие возы, а в сани, но делали они одно и то же: все везли и везли в остроги закованных в кандалы товарищей Кармалюка. Наместник царства Польского цесаревич Константин Павлович повелел подавать ему еженедельно рапорты о ходе дела Кармалюка. Шутить с ним было опасно, и судьи старались изо всех сил. Но дело двигалось медленно, ибо разрасталось и разрасталось, охватывая всю губернию.
Из Летичева Кармалюк и его товарищи были переведены в начале декабря 1827 года в Литинский тюремный замок. Конвоировала их целая рота пехоты. Здесь вновь начались допросы, очные ставки. Делу не видно было конца. Губернатор Грохольский пригласил к себе пана Родзеловского — литинского, земского судью, недовольно спросил:
— Что у вас там делается? Почему до сих пор не решено дело Кармалюка и его сообщников? С меня каждую неделю требуют рапортов о ходе этого дела, а я уже не знаю, что отвечать его императорскому высочеству.
— Ваше сиятельство, полиция и суд выказывают всю энергию свою, но дело приобрело поистине грандиозные размеры. Ведь вот, извольте поглядеть, ваше сиятельство: одних только соучастников Кармалюка уже выявлено двести пятьдесят человек. Да посредников более полутысячи. Свидетелей уже допрошено около тысячи человек. Вот и судите, ваше сиятельство, какая работа проделана. Но с каждым днем открываются все новые и новые нити, которыми этот разбойник был связан почти со всей губернией. Его гайдамацкие шайки, ваше сиятельство, говорю это без малейшего преувеличения, как холера, поразили весь наш край. И великое счастье, что нам удалось Кармалюка вовремя обезвредить, а то я не могу даже представить себе, чем могло бы кончиться дело, если бы он погулял на воле год или два. Он мог поднять хлопов на такую же кровавую резню, как это сделали Железняк и Гонта. Поверьте мне, ваше сиятельство, я нисколько не преувеличиваю. Это заключение мое сделано на основании дела…
Только уехал судья пан Родзеловский, заверив губернатора, что дело быстро двинется вперед, как из Литина прилетела тревожная весть: Кармалюк поднял бунт в тюрьме.
Весть эта вызвала сильный переполох. Особенное беспокойство губернатор проявлял из-за отсутствия каких-либо точных сведений об обстоятельствах возмущения.
Возникло опасение, что Кармалюк мог опять убежать. Но вот, наконец, пришел рапорт.
«Господину подольскому гражданскому губернатору
Литинской градской полиции
РАПОРТ
Важный преступник Кармалюк, содержащийся здесь… в оковах тех самых, в каковых препровожден из города Летичева, вздумал и домогался настоятельно, чтобы с содержащейся по одному делу с ним… Добровольской дозволить беспрепятственное свидание, но когда сего ему не было позволено, то он, воспользовавшись случаем, зашел в ее комнату. Таковое дало повод перевести Добровольскую в этапный дом.
За сим вскорости Кармалюк объявил себя дерзким и отважным на зло… и хотя тут внушаемо и., отвращаемо было убедительными средствами о прекращении его покушений, но сие осталось тщетным. Дерзость его со смелостью до той степени увеличилась, что он похвалялся убить, кто попадется, а взять не дастся. И, наконец, злобствуясь, сбил с себя оковы и приглашал прочих арестантов к возмущению. Но от сих пособием не воспользовался, кроме от двух: Добровольского и Сотпичука, кои ему сотовариществовали в покушении. И из оных сбил кандалы, поотрывал скобли от прочих комнат, дабы мог по комнатам беспечно ходить. А от цейхгауза оторвал замок и некоторые вещи занес в комнату с намерением сжечь…
Наконец с двумя упомянутыми сотоварищами заперся в комнате, где приготовили кирпич с груб[20] вынутый и доски… для защищения на случай взятия его. А для запаса к пропитанию поотбирал хлеб от прочих арестантов, кои ему со страха принуждены повиноваться.
Во время запертия в комнате, случившегося на третий день его покушения, то есть 11-го числа, все арестанты с тюрьмы по распоряжению выгнаны. И был он в оной комнате… окружен и здесь по предпринятым разным средствам заставлен к повиновению…
Засим Кармалюк вышел с комнаты и по-прежнему с сотоварищами закован в кандалы. А дабы он, Кармалюк, от похвалок удержался и не возмущал прочих арестантов, а равно не мог учинить побега, подобно как сделал с каменецкого замка, полиция решилась до разрешения начальства содержать его на цепи, хотя таковые воспрещены, по уважению, что другого средства не предвидит. О чем вашему сиятельству сие полиция имеет честь представить…
Декабря 14 дня 1827 года».