Кармалюк

— Да замолчите вы! — рассердился Антоний. — И поймите: коль скоро вы не возьмете их, то сделаете себя несчастным! Я обязался господину исправнику, что заманю Кармалюка к себе и дам ему знать. Поняли? Только глядите: это страшный секрет. Я сейчас приведу их к вам. Я тоже буду спать с ними, чтобы у них не было никакого подозрения. А вы пойдете к посессору Домбровскому и дадите ему знать…

— Йезус-Мария…

— Перестаньте ныть! Я еще не все сказал. Скажите посессору, что у Кармалюка есть ружье. И заряженное. Но я, когда они уснут, смажу салом пановку и курок, чтобы Кармалюк не мог выстрелить. Так что пусть не опасаются смертоубийства и смело подступают. Ну, я пошел за ними, а то Кармалюк уже и так что-то косо поглядывает на меня.

Как только все уснули, старик Ольшевский — а он лег в другой половине хаты, — взяв сапоги, прошмыгнул босиком через сени, обулся за углом сарая и огородами побежал к дому посессора Домбровского. Посессор уже спал, закрывшись на все замки, и к нему было не так-то легко достучаться. Наконец посессор, убедившись, что Игнатий Ольшевский один, открыл дверь.

— Пан Домбровский, у меня Кармалюк, — не успев переступить порог, выпалил Игнатий Ольшевский, — а с ним еще два разбойника!

— Так что же вы? — испуганно попятился от него посессор. — Так куда же вы? Так зачем же вы ко мне?

— Сын послал вас известить. Они спят у меня…

— А-а… А, вот что, — облегченно вздохнул посессор. — Так бегите к эконому Лесневичу. И скажите ему, чтобы немедленно прибыл ко мне. Неукоснительно! И от него идите домой, дабы ваша отлучка не подала поводу им к побегу…

Лесневич, узнав, в чем дело, помчался к Янчевскому. А тот поднял всю дворню на ноги. Погнал эконома с дворней в село собирать мужиков. Мужиков хватали, где кого попало, и в шею гнали к панскому двору. Когда было собрано человек около тридцати, Янчевский, не объясняя, куда их ведет и зачем, приказал:

— Всем следовать за мной!

Устим сквозь сон услышал стук топора, приподнялся, глянул в окно. Старик Ольшевский рубил возле сарая дрова. Заря только занималась. Рано поднялся. Боится или же решил на часах постоять, чтобы предупредить об опасности. Ишь, как озирается по сторонам! Ну и трусы эти Ольшевские! Противно смотреть, как они дрожат. По одному их перепугу все могут заметить, что тут что-то неладно. Нужно уходить отсюда.

Все эти мысли смутно мелькали в голове Устима, он не заметил, как опять уснул. Разбудил его странный топот вокруг хаты. Он настороженно приподнялся и в ту же минуту увидел: возле хаты полно народу. Отдаются шепотом какие-то команды. Что такое? Неужели облава? Не успел Кармалюк сообразить, что происходит, как в хату, осторожно приоткрыв дверь, — почему же она оказалась не запертой? — ввалился пан Янчевский. Устим схватил ружье, крикнул:

— Хлопцы, огню!

Сотничук и Добровольский, услышав этот боевой клич атамана, вмиг вскочили и ринулись на Янчевского. Кармалюк хотел разрядить в ненавистного врага ружье, но оно не выстрелило. Он глянул на курок и увидел, что пановка смазана салом. Понял: измена. В ту же минуту Антоний Ольшевский, шмыгнув за спину пана Янчевского, выскочил из хаты.

— Хлопцы, зрада! На смерть бый их!

Началась свалка. Храбрый Янчевский «кричал сильно на людей, чтобы прибыли рятовать его, но они с перепуга или по другой причине медленно спешили в горницу». А точнее сказать: «только один крестьянин поспешил на помощь». Но и тот «поспешил» так: ляхтичи Качковский и Малышевский схватили мужика этого и, награждая подзатыльниками, втолкнули в хату, откуда неслись отчаянные вопли деражянского Демосфена:

— Гвалт!.. Рятуйте!..

Видя, что крестьян в хату не загонишь никакой силой, Качковский, Малышевский, Лесневич и Домбровский кинулись на помощь Янчевскому, За ними пошел еще кое-кто из дворни. Силы были неравные. Кармалюка и его товарищей, отчаянно сопротивлявшихся, смяли и связали веревками.

— Крепче! Крепче вяжите их! — кричал пан Янчевский, придерживая свою перебитую руку. — Эй, кто там! Веревок!

Когда Кармалюка, овитого веревками, вывели из хаты, он, оттолкнув плечом тащивших его, крикнул:

— Люды добри, що же вы стоите и дывытесь, як паны вяжуть нас? Вяжить их! Годи вам покирно тягты ярмо панщины! Годи вам буты панским скотом! Вяжить! Быйте их!

Мужики никогда не слышали, чтобы кто-то отваживался при панах говорить такое. Янчевский испуганно закричал:

— Быстрее на телегу его! И в кузницу! Заклепать в ножные и ручные кандалы! А нарочного послать к исправнику, пусть солдат сюда гонит. Да покрепче, покрепче к возу прикручивайте! Вот этой веревкой!

— Будьте ж свидками, люды добри, — продолжал Кармалюк. — Я выйду ще на волю! Я вбую ще оцых панив в червони чоботы!

— Да заткните ему глотку! — заорал Янчевский. — А вы что стоите, разинув рты? — накинулся он на мужиков. — Когда я на помощь звал, так вас не было, а сейчас все сошлись. Раз-зойдись!

— Бачите, люды добри, як ваш хоробрый пан перелякався! — крикнул Кармалюк. — Так вяжить же його!

— Гони! Гони к кузнице! — орал Янчевский.