Карли сын Чакана (биографическая повесть)

И сейчас он был в заме́шательстве не потому, что заблудился — он легко нашел бы дорогу! — а потому, что просто не мог решить, идти ли ему домой или в другой аул. Куда ни кинь — все клин! Правда, в родном ауле его ждала материнская ласка.

— Мама, бедная мама! — прошептал Алты и сбежал по склону холма вниз.

Как ему хотелось в эту минуту очутиться в материнских объятиях! Но с какими глазами заявится он к родным? После такого долгого отсутствия придет жалкий, оборванный, побежденный. И братья со злорадными ухмылочками начнут его подковыривать:

«Герой! Богатырь! Ай-яй, сколько овец пригнал домой! И не сосчитать. Хорошенько следи, как бы не затесались в чужую отару. Не скликнуть ли земляков, чтобы сладили заго́н для твоих овечек?..»

Да если даже дома встретят его радостью, а не попреками, Алты от этого легче не будет.

Нет, гордость не позволяет ему вернуться в дом с пустыми руками! Хоть Алты и немного лет, но у него тоже есть самолюбие!

Как же быть, куда податься?

Краем уха он слышал, что в его родном краю произошли большие перемены: установлена новая, Советская власть, что все теперь равны и свободны. Только на себе он этих перемен еще не ощущал. В степях продолжали хозяйничать баи.

Исхудалый, ослабевший, Алты брел по пустыне, сам не зная куда. Голод гнал его вперед. Ноги увязали в песке, к штанам, латанным-перелатанным, цеплялись колючки.

Бескрайние Каракумы простирались перед Алты…

5

Аул, куда Алты приплелся под вечер, назывался «Кырк-кую́» — «Сорок колодцев». Алты забрался в самую глубь пустыни, где каждая капля воды ценилась на вес золота.

Со всех сторон к аулу на ночлег тянулись вереницы верблюдов. Хотя Алты за короткую жизнь довелось немало повидать, но столько верблюдов сразу он еще нигде не встречал. Их было так много, что казалось, земля дрожала под их медлительными шагами. Густыми тучами стелились они по пустыне. И, следуя за этим нескончаемым верблюжьим потоком, Алты подумал: «Ну и силища! Дал же аллах богатство здешним баям! У нас-то в ауле верблюдов раз, два — и обчелся, а тут их, видать, по сотне у каждого! — Он облизнул пересохшие губы. — Наверно, байские сынки часто лакомятся сливками из верблюжьего молока!..»

Самому Алты еще ни разу не пришлось попробовать таких сливок: ему казалось, что молоко у верблюдов вкусное-превкусное!

Аул состоял из нескольких рядов кибиток. Алты остановился в раздумье: в какую бы из них заглянуть? Как угадать, где его встретят приветливо, радушно? Долго он так стоял, пока не облюбовал ряд, в котором выделялась красивая белая кибитка. Алты окликнул проходившего мимо мальчишку:

— Эй! Скажи-ка, чья это кибитка?

— Таякли́евых! — на ходу бросил мальчик: он, видно, торопился.

Алты крикнул ему вслед:

— А кто они такие?..

— Старшего зовут Яны́к Таякли́!

«Янык Таякли — Обгорелый с палкой. Ну и имя! — подумал про себя Алты. — От такого не жди добра».

Но он тем не менее направился к кибитке Таяклиевых: не все ли равно, к кому проситься на работу?

Возле белой кибитки Алты столкнулся с седым могучим стариком — это и был глава рода Таяклиевых. По обычаю, к гостям, забредшим в аул, кем бы они ни были, обращаются с уважительным приветствием: «Добро пожаловать, дорогой гость!» Но Алты не дождался этих слов от великана старика: то ли тот посчитал его малолеткой, не достойным приветственного ритуала, то ли был жаден и любой гость вызывал в нем неприязнь и настороженность.

Обескураженный такой встречей, Алты все же надеялся, что хозяин пригласит его в кибитку. Но старик вместо этого принялся за дотошные расспросы:

— Куда путь держишь, сынок?

Алты пожал плечами:

— И сам не знаю.

— Может, ищешь пропавшую скотину?

— Да нет…

— Откуда родом?

— Из Тедже́на.

— Из Теджена? Каким же ветром тебя занесло в Кырк-кую?

— Ищу работу.

— Так… Значит, работу ищешь. Верблюдов смог бы пасти?

— Не пробовал. Но, может, справлюсь!

— Так… Не пробовал. А что же ты умеешь делать?

— Я подпаском был… В отаре.

Старик окинул Алты критическим взглядом:

— Подпаском!.. Мал ты еще для подпаска.

Алты обиженно насупился:

— Мал не мал, а чабаны на меня не жаловались.

— Чью отару пас?

— Поррук-бая.

— Отчего же ушел от него?

В голосе старика звучали нотки подозрительности, и Алты счел за лучшее соврать:

— Мама у меня захворала. Попросила, чтобы побыл с ней. Я задержался в ауле, а вернулся, гляжу, Поррук-бай уже взял другого подпаска.

— Как тебя зовут?

— Алты.

Старик пожевал губами:

— Подпасок-то мне нужен. — Он опять с сомнением посмотрел на Алты. — Уж больно ты мал!

— А вы испытайте меня, бай-ага! — задорно сказал Алты.

— И то правда. — Бай, видно, и впрямь нуждался в работниках. — Ты, наверно, притомился. Поешь, выспись как следует, а завтра поговорим. Утро вечера мудренее. Пойдешь во-он туда. — Он показал на крайнюю кибитку и крикнул: — Эй! Накормите подпаска!..

Недоверие, с каким Янык-бай поначалу отнесся к Алты, постепенно рассеялось И скоро бай нахвалиться не мог новым подпаском. Алты любовно ухаживал за овцами. Не прошло и нескольких дней, а он уже знал их как свои пять пальцев и мигом мог определить состояние каждой овцы.