Карл Маркс и большие данные

Так же, как сегодня мы, оглядываясь в прошлое, удивляемся существовавшим всего 150 лет назад рабству или 500 лет назад инквизиции, недоумевая, как живущие тогда люди могли допустить подобное, вполне возможно, что наши потомки на уроках истории с удивлением будут изучать существовавшее когда-то право частной собственности и закрытой информации; как миллионы бедных с трудом выживали, трудясь в пользу единиц сверхбогатых; как информация и достижения науки использовались не для улучшения общего уровня жизни, а для обмана и эксплуатации.

И если всего пару десятков лет назад коммунистическое общество Маркса представлялось чем-то недостижимым, утопическим и очень далеким, то уже сегодня можно ясно разглядеть его возможные конкретные институты и общественные механизмы — в эпоху больших данных такое общество больше не кажется утопией.

Конечно, движение к новому мироустройству займет длительное время и потребует преодолеть по пути немало препятствий, а сложнейшим из них является новая социальная революция, которую все больше сдавливают манипуляционные тиски.

С точки зрения исторического материализма, внедрение института открытых данных, построение открытого мира, использование технологий во благо каждого и, в конечном счете, создание на Земле коммунистического общества возможно лишь с позиций социализма. То есть на основе государства без ярко выраженных классовых противоречий, целью экономики которого является удовлетворение постоянно растущих материальных и духовных потребностей своих граждан и планомерная ликвидация частнособственнических отношений¹¹⁵. Мы подробно опишем такое государство в следующей главе.

Пока же, подчеркнув преемственность теории общества освобожденной информации марксистским корням и теории коммунистического общества, продолжим подробнее рассматривать возможности, предстающие перед нами при движении к открытому миру, — осуществление революции больших данных на общественнополитическом фундаменте социализма.

Плановая экономика открытого мира

Какой же будет экономика этого нового мира? Рассматривая вековую дискуссию об эффективном соотношении централизованного планирования и рыночного саморегулирования в контексте теории революции больших данных и открытого мира, интересно отметить несколько ключевых тезисов.

Понятия плановой и рыночной экономики— это понятия сугубо относительные, поскольку в реальности экономика любой страны мира в тех или иных масштабах использует оба механизма регулирования. Например, капиталистический Европейский союз использует вполне плановые рычаги управления, особенно в области сельского хозяйства (за что евроскептики порой унизительно называют его вторым Советским Союзом), жестко квотируя производство сельскохозяйственной продукции. В то же время в эталонном государстве с плановой экономикой СССР во многих отраслях вроде производства товаров широкого потребления или легкой промышленности использовались рыночные рычаги управления, основанные на предоставлении широкой экономической свободы кооперативной собственности. Планирование само по себе не является свойством или исключительной особенностью социалистических государств. Здесь также можно вспомнить дискуссию В.И. Ленина и Г.В. Плеханова по поводу содержания первой Программы РСДРП. Плеханов связывал определение социализма лишь с планированием и удовлетворением потребностей людей. Ленин в ответ утверждал, что планирование и удовлетворение потребностей осуществляется в определенной степени и при капитализме (приводя в пример тресты). Социализм, по определению Ленина, — это общественный строй, создающий условия для «полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех его членов»¹¹⁶.