Карл, герцог

Хребет обезглавленной армии был сломлен в одно мгновение. Волна истерического, кощунственного, громокипящего «Воскрес-с-с-с!» ударила в лицо французам, и в розовом тумане этой неопровержимой лжи растворились все упования на победу. Тело маршала Обри ещё покачивалось в седле, а бегство уже началось. Остановить армию было некому.

Обессиленная пехота долго не могла догнать французов, пока те не уперлись в добротный ров собственного лагеря. Потом, когда ров с горем пополам заполнился мертвецами и французы побежали дальше, пришел черед ставки Доминика. Здесь уже гарцевали тевтоны Иоганна Рудермейера. В спасительный лес французов просто не пустили.

Все были злы в третьей превосходной степени. Панихида по герцогу ожидалась нуднейшая и мучительнейшая, поэтому и бургунды, и тевтоны, и даже англичане добирали последние крохи бранного веселья повсюду, где хоть кто-то ещё шевелился. Благородный д’Эмбекур спас от расправы десяток знакомых дворян, но большего сделать был не в состоянии. Вышло едва ли не хуже, чем намедни со швейцарцами.

10

Псы святого Доминика отыскали Карла только когда поле почти полностью обезлюдело. Встрече были рады все: и трое посланников, и отчаявшийся было экс-герцог Бургундский.

11

Ты уже уходишь? Не уходи, а? Проси, не проси. И не скажешь, что вот, мог бы мой герцог и выжить. Не скажешь, потому что жизнь моего герцога была написана маслом, а не напшикана баллончиком с краской, она не под трафарет. Поэтому другой трафарет не приложишь, то есть, если погиб – значит всё, значит реквием, ломать руки, глагол «плакать» доходчиво спрягается. Моего солярного герцога больше не будет, и это теперь осязаемо, это чувствуется, особенно пятого января, если этот день приходится на воскресенье. И для предательства в мире нет более таких кандидатур. И мое вожделение осиротело летит паутинкой. Можно ненароком не узнать себя в зеркале, такое растерянное лицо. Между тем, это очень распространенное имя – Карл. Но это уже не то, это уже не имя, а просто ничейные звуки, как чудодейственная мантра, размноженная на ксероксе. Есть даже скороговорка про кораллы и кларнет, где имя уцелело, но и здесь оно не звучит, потому что он умер, а его имя огрубело, сникло без его мелодии и без его полынного запаха, это горько, но, с другой стороны, что вы хотели.

Эпилог

Четверо солдатиков варят суп и один, в широком барском плаще с капюшоном, напевает привальную песню, заменяя забытые слова на «ла-ла-ла». Другие от скуки подтягивают. Это дезертиры. Сгорбившись, они сидят перед дымливым костерком. Каждый из них держит в руках конец суровой нитки, другой конец нитки скрыт супным туманом. Там в котелке на привязи четыре кусочка хлеба. Когда суп будет готов, каждый выудит свой вклад. Это как бы на второе. А суп по очереди выпьют, когда остынет и, о Боже, они даже не знают эту новость, потому что уклонились ещё утром, до начала холокоста. Но всё же лица у всей четверки траурные, веки припухшие, в глазах разлагается мертвечина свежих впечатлений. Черная дубрава вокруг представляется не то мрачным колдовством, объятием Кали, не то декором зловещего офорта «четверо в ночи». В костре недовольно шипят мокрые дрова и каждый угрызается над собственным малодушием и подумывает над тем, чтобы снова пристать к своим. Как вдруг проливной дождь прибил к земле дымные хвосты костра, а суп, естественно, остыл и стал ещё жиже. Бургундская привальная оборвалась на припеве. Солист подскочил к котлу и накрыл его, словно наседка крыльями, своим плащом. Ему повезет – он возвратится в родную мызу, доживет до мафусаиловых лет и станет автором одного документа:

«Я, Марк Коулье из города Амьен, сим удостоверяю, что взял у мэтра Христофора ван ден Кабиллау денежную ссуду в размере восемнадцати золотых экю с начислением долга в десять су сверх упомянутой суммы в день перед Рождеством каждого последующего года и выплатой указанного долга в любое угодное мне время, но не долее, чем в срок шесть месяцев. Полный расчет по долгу обязуюсь произвести в течение восемнадцати месяцев со дня, когда Его Светлость герцог Бургундский Карл вернется из похода.»

Комментарии

Общие принципы комментирования

Авторское комментирование романа основано на следующих принципах.

1. Переводятся все иностранные слова и выражения, даже совершенно очевидные.

2. Комментируются все термины, связанные со средневековым лексиконом (напр., карака, салад), даже достаточно широко известные (напр., келарь), но при этом не комментируются те, которые имеют недвусмысленное разъяснение в контексте романа (напр., каро).

3. Разъясняются все редкие неологизмы, украинизмы и жаргонизмы (напр., лепездричество).

4. Почти не комментируется топонимика (комментарий вида «Наварра – графство на границе Франции и Испании» не имеет для непосвященного читателя никакой ценности, а для посвященного лишен смысла), за исключением тех случаев, когда разъяснение точного значения топонима проясняет нечто текстуально важное или исключает путаницу (как в случае с Гранадой).