Карл, герцог

Карл опустил меч, силясь разглядеть в неустойчивом просвете между рыцарских спин приближающийся с юга, прямо из-за Копыта, рой. В самом деле – кондотьеры. Им не нужно штудировать Цезаря, чтобы среди «veni, vidi, vici» <"Пришел, увидел, победил" (лат.).> разжиться нержавеющими стратегемами вроде того, что атаковать a) нужно b) внезапно с) во фланг.

5

Кондотьеры и Пиччинино. Это сочетание вросло в мозг Карла ещё во дни самого крестового из походов.

Теперь, разглядывая кондотьеров с расстояния лёта стрелы, Карл был почти уверен – и это его не радовало – что: его уже не будет, а его внуки превратятся в старичков и старушек, похожих на печеные яблоки, но кондотьеры будут по-прежнему хулиганить под водительством Пиччинино.

Вспомнилась Гибор. И её полезные откровения касательно Пиччинино, чьё имя так хотелось кастрировать до Пичино, в нем всегда чичирикало что-то отталкивающее. Как много и как серьезно Гибор говорила о Пиччинино тогда – он, помнится, ещё куражился.

Тогда казалось, что вечности – той, которая впереди, в следующих абзацах твоей биографии – присущи многие полезные качества. В ней всё длится ровно столько, сколько требуется, чтобы не наскучить. В ней человек, уходящий из твоей жизни, по-медвежьи разминая берет и плаксиво стягивая над переносицей брови (так уходил Сен-Поль), действительно уйдет и больше не вернется ни во сне, ни наяву.

В ней, решив про кого-то, что он мерзавец и дурак, ты никогда не переменишь мнения, потому что он всегда будет мерзавцем и дураком. А такие метаморфозы, как с Мартином, даже не пугают, потому что непредставимы. Так вот. Тогда он куражился, потому что ему казалось: крестовый поход благополучно окончится и Пиччинино сам, без напоминаний, утечет в щель между изолиниями где-то в районе пункта Икс. Его услуги будут больше не нужны и он уйдет, чтобы больше не появиться. Вот, кстати, ещё одно свойство той бутафорской вечности – мавры уходят, сделав свои дела, опостылевшие женщины уходят, сделав свои минеты. Остаешься один ты – свободный, пустой, открытый новым приключениям.

С Пиччинино его верный Силезио Орсини (позавчера донесла разведка, а Карл догадался, что речь идет о старинном знакомце). Редкое лицо, угадывается арабская кровь, и рыжие волосы, которые кудрявились на остийском ветру с такой замысловатой небрежностью, а теперь, теперь вместо них прозаическая стерня. Да, Силезио Орсини, кто бы мог подумать, ты всё подмигиваешь своему дельфинмейстеру!

Вот, извольте, Силезио многозначительно показал в сторону Карла, и загадочно улыбнулся Джакопо, словно налетчик у велюровой витрины ювелирного. Голубки, скоро отпразднуют серебряную свадьбу, им нужен его перстень, его «Три брата», ценой в пол-Европы, чтобы, сдав его в скупку за четверть цены, обмыть такую дату. Нельзя не понять, – вздохнул Карл.

Об этом дне Гибор инструктировала его двадцать один год назад, об этом говорил вчера Мартин-в-Алом. Имеющий уши Карл мог бы услышать или хотя бы запомнить что-то важное. А так он помнил лишь, что у Пиччинино татуировка – дельфин в венке из роз и надпись «навеки». Редкий случай, когда «навеки» значит «навсегда» (как уже говорилось там, где про печеные яблоки).

Кондотьеры перемещались очень быстро, и, как казалось Карлу, рывками. Слишком быстро набирали скорость, слишком быстро тормозили. Силезио и Джакопо старались не ввязываться в драку, как и Карл, полагаясь на телохранителей.

– Пришли про Вашу душу, – отреагировал капитан Рене, уже трижды раненый.

Карл не ответил.

6

Бургунды побеждали везде, кроме того пятачка, где Карл и его шестеро самураев резались с кондотьерами. Обычно почти всегда бывает иначе: войско организованно бежит, и только полководец продолжает лезть в бутылку, причем с большим успехом, чем его беспутные войска в минуты удачи.

Силы были не равны. Почти две сотни кондотьеров против сорока бургундов. Конечно, д’Эмбекур и его сильные, сердитые парни тут же окружили кондотьеров, наседающих на герцога, внешним кольцом. Маршал с энтузиазмом маркшейдера времен постройки метро им.Кагановича возглавил команду спасения, которая стала прорубаться в самую сердцевину свалки.

Но это был тот случай, когда проституирующие направо и налево разбойники проявили завидную принципиальность, привычную свирепость и верность данному слову одновременно. Никто из окруженных кондотьеров не стал рваться из окружения на волю. Никто не испытывал панических приступов клаустрофобии.

Кондотьеры держали строй, пока над головами не понеслось «Герцог убит!», сказанное на итальянском, а затем повторенное на немецком, испанском, фландрском, английском и, наконец, на французском.

Это был условный знак. Это была полуправда и её запустил гулять Пиччинино, чтобы, согласно предварительной договоренности, его «мальчики» начинали прорыв, который окончится как раз когда герцог будет в самом деле мертв, а «Три Брата» сорваны с герцогского пальца. Если перстень сидит туго, придется отрубить палец – это значит ещё минута. Тем временем мальчики заорут «готово» и они с Силезио юркнут в тот узкий коридор, что получится.