Кариатиды

– Ей-богу! Представь себе, я уже стал скучать по нормальным всяковедам, что они, бедные, делали, ну напишут какое-нибудь предисловие…

– Бредисловие, – сказала Ира.

– Как? – Ишхан усмехнулся. – Это у тебя ничего вышло. А как насчет послесловия? Слабо?

– Ослесловие, – ответила Ира немедленно. – Хотя это не всегда так, попадаются и неплохие, я их обычно читаю, именно послесловия, а то они, знаешь, вечно норовят в предисловии изложить тебе содержание книги. Правда, теперь ничего такого не стало, видно, неохота издателям критиков кормить.

– Вот они и вымерли. И даже жаль немножко. По крайней мере, они свой предмет знали. А эти журналисты воображают, будто бог создал Вселенную для того, чтобы они красовались на экранах или за экранами, о ней рассказывая. Причем не про Вселенную, а про свои впечатления о ней. Не всей, конечно, о каких-то деталях. Частностях. Каких именно, им же решать. Все решают они. Самодовольства невпроворот. Три статуи в сквере увидят или пару репродукций в журнале и уже считают себя вправе рассуждать о скульптуре и живописи.

– Ладно, не заводись!

– Легко сказать!

– Легко, – согласилась Ира. – А что делать?

– Ничего. Ничего не поделаешь. В прошлом веке книги читали и ходили на выставки, а теперь и образование, и культура – все с экрана. Мировоззрение формируется телевидением. А кто на телевидении? Шантрапа.

– А где не шантрапа? – спросила Ира, подбирая под себя ноги. – Ты на политиков посмотри. И не только наших. Вообще. В принципе.

– Демократия. Лучшая форма общественного устройства, которую смогло придумать человечество, как выразился кто-то великий, Черчилль, по-моему.

– Такое человечество хорошо бы в речке утопить. Как котят. А демократия это миф. Термин. На самом деле эту систему следует называть мажоритократической.

– Все равно ничего лучшего не придумаешь.

– Почему же?

Ишхан поглядел на Иру с любопытством.

– Ты можешь предложить что-то другое?

– Элементарно. Надо ввести избирательный ценз. Не имущественный, конечно.

– А какой? Возрастной? Исключить сосунков и маразматиков…

– Не то, – возразила Ира. – Старики тоже, знаешь, разные бывают.

– А?..

– Интеллектуальный.

– В этом нет ничего нового, – заметил Ишхан меланхолично. – Люди с образованием выберут себе подобных, и получится технократия. Собственно, и теперь выбирают людей образованных. Как правило. А что толку?

– А я не об образовании говорю, а об интеллекте. Существует же такое понятие, как КИ. Надо усовершенствовать методы его определения, а потом просеивать избирателей на его основе.

– Тогда в выборах будет участвовать меньшинство. А что с большинством делать? В речке топить?

– Зачем же топить? Пусть себе продолжает смотреть телевизор. Может, и программы станут лучше.

– Для улучшения программ надо ввести ценз не для избирателей, а для работников телевидения.

– Хорошая идея, – согласилась Ира невозмутимо.

– Боюсь только, что большинство перестанет смотреть телевизор.

– А куда оно денется? Книжки, что ли, читать начнет? Так и это не беда.

– Больно ты умная!

– Кому больно? – осведомилась Ира.

– Мне.

– А чего ты тут сидишь? Сидел бы дома. Безболезненно.

– Скучно после такой умной… – сказал Ишхан, глядя на нее и думая, что все это, конечно, хорошо, но тянет его сюда не из-за разговоров, поговорить и с Ритой можно, во всяком случае, иногда, но разве может Рита сесть так, в позу лотоса почти, скрестив стройные на диво ноги, и выгнуться еще, как кошка. Или пантера, Ира скорее пантера, а шея какая, посадка головы… А как она двигается! Только сиди и смотри, оторваться невозможно. Особенно после того, как поездишь по Европе… Господи, да как это им удалось! Как и кто сумел убедить женщину наплевать на свою наружность, по существу, разрушить ее естественные инстинкты?! Женщина, которая не стремится быть красивой, не хочет нравиться, увлекать, обольщать! Абсурд! Хотя чему тут удивляться, что мы сеяли, то и пожали, результат естественного развития постмодернистских идей, эстетика безобразия в ее прикладном варианте.

– Рита вовсе не дура, – сказала Ира. – Может, зануда немножко. Но не дура…