КАРЬЕРА

кроме „Америкен Экспресс" и „Дайнерс"»). От

предложения подождать такси в «семейном павильоне» мы

отказываемся.

Солнце еще светит, мартовский холод вполне терпим. Под

укоризненными взорами Дебби и Фила зажигаю сигарету.

Но бывшие коллеги молчат. Похороны нас всех лишили

дара речи. И каждый смотрит на трубу, откуда вьется дым.

Менеджер возвращается и приносит счет и бланк на оплату

кредиткой, который я должен подписать. Мельком бросаю

взгляд на сумму: три тысячи сто долларов, включая

первичное бальзамирование, стоимость гроба, перевозки, поминальную службу и кремацию. Смерть — дорогое

удовольствие. Бросается в глаза и то, что бланк оплаты

распечатан на старомодной пишущей машинке. Слава богу!

Окажись в бюро новый аппарат с системой мгновенной

проверки — моя «Мастер Кард» немедленно была бы

отклонена. Хотя и неясно, что бы предпринял в этом случае

скользкий сотрудник. Ну, разве что приостановил бы

похороны до окончательной оплаты.

В четыре двадцать садимся в экспресс-поезд, идущий на

Пенн-Стейшн. Едем в вагоне-ресторане. Фил заказал пиво, я

залпом проглатываю порцию виски со льдом, Дебби

стремительно осушила стакан рома с кока-колой и

разревелась. В голос.

Пьем всю дорогу до Нью-Йорка. Фил подливает мне

бурбон, а я, не в силах замолчать, выплескиваю всю

богомерзкую историю последних двух с половиной

месяцев.

Я чувствовал себя точь в точь как в исповедальне. И хотя

Фил и Дебби и не могли отпустить грехи, но по крайней

мере слушали сочувственно.

— Боже, да о чем только ваша жена думает, раз удрала в

такой период? — поражается Дебби.

— Ну, в случившемся, в общем, нет ее вины, — защищаю я

Лиззи, — короче, если брак рухнул, виноваты оба, верно?

Да и со мной в последнее время непросто.

К счастью, мою личную жизнь обсуждают недолго: Фил

решил дать выход накопившемуся негодованию на мистера

Теда Петерсона.

— Зажравшийся, подлый говнюк! — возмущается Сирио,

— крутится в самых верхах, с самой что ни на есть гребаной

элитой, но душонка — как у мстительной сявки. Да у

некоторых налетчиков — и то больше совести, чем у урода!

Неудобно говорить вам, босс, но лучше бы вы...

— Согласен. Но хотел как лучше.

— Ну, что я вам твердил? Нельзя поступать честно и

благородно с позорным козлом. Дали бы мне позвонить...

Поезд приближается к центральному вокзалу, Фил

уговаривает нас посетить бар расположенного поблизости

«Гранд-Хъятт отеля» и выпить на прощание.

Четыре часа спустя, когда рука Дебби под столом

принимается наглаживать мое бедро, решаю закругляться.

Встаю и объявляю:

— Знаете, ребята, мне пора. Готов повторить: не знаю, как

и благодарить за то, что приехали в Хартфорд...

Встает и Дебби:

— Я с вами! Мне пора домой, к Раулю. Достаю бумажник:

— Фил, с твоего позволения, я восполню урон...

— Спрячь свой лопатник, — отказывается Сирио, после

чего, нацарапав на бумажной салфетке два номера, говорит:

— Мой номер в офисе у брата. Понадоблюсь — знаешь, где

искать.

Фил встает, обнимаемся на прощание, Сирио запихивает

мне салфетку в нагрудный карман.

Выйдя из отеля, машу такси. Открываю перед Дебби

дверцу, девушка хватает меня за руку и пья-новато

улыбается.

— Поехали в город? — предлагает Суарес.

— Дебби, у меня нет денег. Я разорен.

— Проводите меня домой, вам же по пути, а потом можно

проехаться по городу на такси. Нужно кое-что сказать...

Скрепя сердце, усаживаюсь в такси следом, полный

решимости убрать руку, если она снова начнет оглаживать

мне бедро. И без того проблем хватает.

Дебби сообщает водителю адрес, едем на юг. Девушка

достает из сумочки лист бумаги:

— Это — вам.

Разворачиваю листок. Чек. На мое имя, сумма — четыре

тысячи пятьсот долларов.

— Дебби, что это такое, черт подери?!

— Вы и сами знаете.

Чек расплывается перед глазами: опьянел.

— Нет, действительно, я не...

— Деньги, которые вы выложили «Фейбер Академии за

обучение Рауля...

— Я не платил! Это всё «Компу-Уорлд»...

— Мистер Аллен...

— Слушай, ты можешь называть меня...

— Ну ладно, Нед. Пару дней тому назад заглянула в школу.

Ну, по родительским делам. Поговорила с казначеем — тот

вообще-то ничего мужик оказался. Ну, и говорит он мне, в

общем: позвонили ему месяца два тому назад из «Спенсера-

Рудмана», подняли хай насчет письма за вашей подписью, где говорится, что «Компу-Уорлд» обязуется выплатить

школе всё, что я задолжала. А он им: обязательства надо

выполнять, те поддакивают, дескать, выполним, но вы всё

равно не имели права письмо подписывать. И заплатите из

своего кармана. Вам же из-за всей этой хрени пришлось

выложить сорок пять сотен, верно?

— Дебби...

— Я же знаю, что так и было! От новой подруги, Паулы, она в бухгалтерии работает. Вчера утром, ещё до вашего

звонка, попросила ее заглянуть в ваше дело, и вот что я вам

скажу, мистер Аллен... ой, я хотела сказать, Нед: я читала

их письмо к тебе — и плакала.

Смотрю на чек:

— В общем-то, я не особенно рвался на роль доброго

дядюшки, Дебби. Меня назначили на роль самаритянина.

— Ну да... но ты же не стал отказываться. И меня не стал

расстраивать, не рассказал...

— Не в моих правилах.

Суарес осторожно накрывает мою ладонь своей:

— Мне нравятся ваши правила... Осторожно отодвигаю

руку девушки и рву чек пополам.