Читаем КАРЬЕРА полностью

КАРЬЕРА

боб

— А от вас зависела жизнь Айвана Долински! Хеллман

взмок, по холеному лицу струятся два крупных ручейка.

— Послушайте, если бы я знал...

— Он просил его оставить?

— Поверьте, у меня нет слов, чтобы выразить всю

глубину...

— Айван просил вас?..

— Решение зависело не от меня...

— БЛЯДЬ, ОН ПРОСИЛ ТЕБЯ, СУКА, НЕ

УВОЛЬНЯТЬ?!!

Я ору, нависнув над столом Хеллмана. Детектив Кастер

бережно, но сильно стискивает мою правую руку и отводит

меня назад, к креслу. Хеллман прикрывает голову обеими

руками, точно ожидает нападения с моей стороны.

Раздаются рыдания.

— Да, — хнычет Дьюэйн, — просил... Воцаряется долгое

молчание. Пока я не говорю:

— Убийца.

Глава шестая Возвращаться в Манхэттен той же ночью не

было смысла. Да и после сцены в кабинете Дьюэйна

Хеллмана мне требовалось несколько рюмок чего-нибудь

покрепче. Кастер, официально закончившая рабочий день, с

готовностью согласилась составить компанию.

Десять вечера. Обессиленно плюхнувшись на кровать,

прослушиваю записи домашнего автоответчика. От Лиззи

— ни слова. Пришлось звонить в офис в Лос-Анджелес.

Секретарша жены, Джул-лиет, работала допоздна.

— Мистер Аллен, я передала ваше сообщение, оставленное

в пятницу. Но вчера Лиззи так и не вернулась в город —

сегодня ей прямо из «Кармеля» пришлось отправиться в

Сан-Франциско, чтобы решить срочный вопрос. Там ваша

супруга осталась на ужин, так что до завтра мы ее даже не

ждем. Передать еще что-нибудь?

— Да нет, спасибо.

Позвонил в «Мондриан» и попросил соединить с голосовой

почтой Лиззи. Оставил короткое и ясное сообщение: Айван

покончил с собой, мне пришлось ехать на опознание и

организовывать похороны, не смогу вернуться в Нью-Йорк

раньше, чем ночью во вторник.

Никаких эмоций. Не оставил своего номера в Хартфорде.

Не опустился до мольбы.

На следующий день, в половине четвертого, когда я дымил

сигаретой в компании детектива Кастер у входа в

крематорий, к воротам подъехало такси. Дверь

распахнулась, наружу вышла Дебби в компании Фила

Сирио.

Захотелось броситься навстречу и обнять обоих.

Приехавших отчасти удивило, что я располнел и опять

курю.

— Спасибо, — произнес я, — большое спасибо. Думал,

придется все делать самому.

— Не стоит благодарности, шеф, — откликнулся Фил. — Я

теперь работаю в закупках для ресторана, которым

заправляет брат, так что могу приезжать и уезжать, когда

заблагорассудится.

— Ага, и мистер Занусси легко согласился дать мне отгул

на первую половину дня, — вмешалась Дебби.

— Как Чак встретил новость?

— Притих. Надеюсь, от стыда. С вами всё в порядке?

— Могло быть и лучше.

— А чего курите? — поинтересовалась Суарес.

— Временный срыв.

— Мистер Эй, вы спятили? Так и помереть недолго...

— Только если как следует постараться, — подала голос

приближающаяся детектив.

Я представил новую знакомую. Нам помешал юркий

похоронный распорядитель в черном костюме, державший в

руках планшетку для записей и то и дело поглядывавший на

часы, точно контролируя время.

— Полагаю, пора начинать, — заметил он. Кастер

вполголоса съязвила:

— Еще бы. Через полчаса появится следующий клиент.

Часовня представляла простую, скромную комнату. Белые

кирпичные стены, пол из песчаника, лакированные скамьи

из сосны, на катафалке из искусственного мрамора —

непритязательный деревянный гроб, выбранный мною для

Айвана.

Войдя, Дебби и Фил отреагировали на гроб с запоздалым

удивлением. Не то чтобы вид деревянного ящика оказался

неожиданностью, но вид похоронного аксессуара

неизменно нагнетает тревогу.

Потому что понимаешь: там, внутри — кто-то, кто еще

вчера жил, совсем как ты сейчас. А еще — из-за знания: тебя тоже ждет ящик.

Садимся в первом ряду. Входит раввин.

Он встает справа от гроба, нараспев молится на иврите, глаза закрыты, тело медленно покачивается взад-вперед, будто ветка на ветру Затем священнослужитель по-

английски сообщает, что теперь он зачитает во имя

ушедшего брата по вере, Айвана, кадиш — поминальную

молитву.

Сперва голос еле слышен. Но вскоре нарастает, и вот уже

раздается глубокий, обволакивающий баритон —

страстный, мощный, исполненный трагизма. И хотя никто

из присутствующих не понимает ни слова, сила молитв

говорит сама за себя. Умер человек. Оборвалась жизнь.

Событие, заслуживающее внимания.

Дебби прикрыла лицо ладонью и тихо плачет. Фил стоит

возле гроба с каменным лицом, изо всех сил стараясь

сохранять беспристрастность под шквалом иудейского