Кардиограмма (СИ)

Ниам перебегает дорогу и заходит в парк. Никто никогда не срезал через этот парк. Она и не собиралась срезать.

«А если я не дотерплю до конца», — вдруг думает она. — «Если не получится, то я буду искать ту, в зеркальной маске. Это тоже лучше, чем вернуться ни с чем. Я задам ей пару вопросов. Хотя бы. И, может, снова посмотрю, как будет рушиться мир. Будет ли мне так же страшно?».

— Ты видела? — Сойка приваливается к стволу липы. Сновидица наблюдает за тем, как паутина, протянутая между деревьями, подрагивает, потревоженная неосторожным прикосновением. В первый раз они встретились в кошмарном лесу, где ветви деревьев сплетались в отчётливые символы, а через заросли невозможно было продраться. И ей настолько запомнился тот сон, что каждая новая встреча окрашивалась в старые цвета. Сойка не возражала.

— А ты как думаешь? — огразнулась сновидица. — Как всегда. Неразборчиво. Как будто ты говорила с белым шумом, а белый шум тебе отвечал.

Сойка довольно хмыкает.

— Ты очень действенно… закрываешь от меня мой собственный сон, — жалуется Сальфира.

— Он не совсем твой. Мне же нужно личное пространство.

— И как? Довольна?

— Нет, — Сойка щурится. — Мне было очень плохо видно, что делается снаружи сна. И не потрогать ничего толком.

— И что из этого?

— Из этого? Ничего. Но в следующий раз ты позаботишься о моих возможностях. Если не можешь сама, наешься снотворных, мне все равно.

— Эй! — восклицает сновидица с негодованием. Сойка коротким всплеском руки демонстрирует, что не настроена слушать. — От этого будут последствия…

— Неважно, — цедит синеволосая. — Обеспечь мне хороший крепкий сон, на котором я смогу домчать куда захочу. И сделать то, что мне понадобится.

Сновидица вздыхает и уныло присаживается на поваленный ствол, мысленно подбирая аргументы, которыми она сможет Сойку отговорить.

Ниам находит более-менее твердую кочку и ненадолго останавливается перевести дух.

Пустырь быстро сменился топкими заболоченными землями. Поворачивать назад всё ещё не хочется — разве что чтобы сделать небольшой круг и посмотреть, не следит ли за ней кто-нибудь; однажды ей показалось, что она увидела блик на зеркальной маске и тогда она, решив, что та женщина нашла её сама, рванула к блику, в направлении, противоположном изначальному движению. Добежав до цели, она так и не смогла понять, что тогда блеснуло на солнце. Но маски точно не было…

Вид леса впереди обнадёживает. По крайней мере, будет не так сыро.

Ниам снова трогает шею, надеясь снова почувствовать ту свободу, которая захлестнула её, когда она решилась вырвать имплант. Но мир накрепко вцепился в неё и теперь не хочет выпускать. Холод и сбившееся дыхание — закономерные в данной ситуации — становятся для неё существенней, чем не подкрепленная шрамами телесная память об огненной смерти или чем боль на месте импланта, порождённая её жаждой побега. Второе дыхание не открывается. И новые пути, недоступные неискушённому взору — тоже…

Ниам достаёт из рюкзака блокнот и раскрывает наугад, не выбирая страницу. Читает случайную строчку:

«Сегодня мне показалось, что мне не хватает ритма. Я так и не поняла, какого. Музыка тут ни при чём. А пульс показался беспорядочным и лишённым ритмичности».

Девушка захлопывает блокнот и, вздохнув, кладёт руку на горло. Аорта словно трепыхается под пальцами после тяжёлой дороги. Она хмурится и, затолкав блокнот обратно, решается продолжить пробираться через болото. Нельзя останавливаться надолго.

Она идёт ещё минут десять, прежде чем слышит голос. Она узнаёт звучание. Хотя теперь эха нет.

— Ты это куда? — интересуется синеволосая девушка.

Ниам смеривает незнакомку взглядом, раздумывая над ответом. На этот раз воздух вокруг неё не дрожит, и сама она не кажется такой уж ирреальной.

— Подальше, — честно отвечает Ниам и продолжает идти.

— Если я пойду рядом… — Ниам почему-то ожидает смешок, но его не следует. Она смотрит на свой фантом снова. Синеволосая всё ещё улыбается, но на этот раз — немного даже нервно. И поглядывает попеременно на Ниам и на свои руки. Мнёт ладони пальцами и гладит предплечья, точно пытаясь удостовериться в их плотности. — Больше бросаться не будешь? — и, чтобы не выдать беспокойства за своё физическое состояние (теперь, кажется, искреннего), наклоняется и срывает какую-то травинку. — О! Смотри, получилось! Она смогла! — последние слова, кажется, были обращены не к собеседнице.

— Не буду, — обещание следует за недолгим раздумьем.

— Вот и молодец! — девушка быстро выпрявляется и, догнав Ниам в один прыжок, хватает её за руку.

Ниам всегда была замкнутой, немного склочной в быту и нетерпимой к прикосновениям. Именно поэтому теперь она усилием воли не позволяет себе отдёрнуть руку — и подавляет гримасу недовольства. Мир пытается хвататься за её представление о себе. За то, во что она верит. А во что ей верить, как не в свои чувства? Если теперь она хочет обмануть мир, то нужно вести себя соответственно кому-то другому.

Кто не прозябал столько лет под именем Ниам Сангвы, даже не зная, что у неё совсем рядом с городом целое болото.