Каракалпак - Намэ

Второй оратор. Я не виню автора за то, что свой роман он назвал «Песнь каракалпаков», хотя я тоже не знаю книг, озаглавленных как «Песнь россиян» или «Песнь эстонцев». Но автор шел своей дорогой, а это доказывает, что он настоящий писатель. И поэтому я не согласен с первым рецензентом.

Но не могу полностью согласиться и со вторым рецензентом, который считает, что неизвестный автор на самом деле человек известный и уважаемый. Может, оно и так, но не известно, кому он известен и кем уважаем.

Что я имею в виду. Я имею в виду, что даже такой гениальный классик, как Лев Толстой, всякий раз, когда он описывал в своем романе женскую одежду, советовался со своей женой Софьей Андреевной, чтобы она поправила или дополнила, где что надо. И другие писатели всегда советовались со знающими людьми. А с кем советовался наш неизвестный автор — нам это не известно. И в таком случае, порекомендовав рукопись в печать, мы берем всю ответственность на себя и можем попасть в неудобное положение, пропустив ошибку.

Третий оратор. Вопрос о названии романа поставлен ребром, поставлен правильно и своевременно. Я считаю его центральным вопросом повестки дня.

На первый, поверхностный взгляд может показаться, что ничего особенного нет в том, что, допустим, нашего молодого поэта Генджемурата Изимбетова звали бы Каллибеком, а, напротив, молодого критика Каллибека Бекжанова звали бы Генджемуратом.

Но это лишь на первый и, подчеркиваю, поверхностный взгляд. А мы обязаны смотреть в глубь явлений, смотреть непредвзято, но заинтересованно и пристально. А глядя в глубь явлений, мы обязаны констатировать, что книга — это не человек. Мы не вправе уклоняться от этого факта.

Факты же говорят сами за себя. Толстой назвал роман «Война и мир». Шолохов назвал роман «Тихий Дон». Таковы факты.

Если бы Толстой озаглавил роман иначе, скажем — «События 1812 года», а Шолохов, в свою очередь, озаглавил бы свой роман «Судьба Мелехова», то что было бы? А было бы то — и об этом мы должны сказать открыто, глядя в глаза правде, — что названия были бы не такими, какие они есть! Я осмелюсь утверждать, что они не соответствовали бы авторскому замыслу. А форма, как известно, должна соответствовать содержанию. Или, как гласит наша мудрая пословица: по полю и урожай, но бороде и бритва.

И мы тоже обязаны судить не поверхностно, обязаны заглянуть в глубь вещей, потому что…

Голос. Хватит! Хоть кто-нибудь заглянул в глубь книги? Или все вы прочли лишь ее название?

Четвертый оратор. Вопрос задан правильно. Я ознакомился с оглавлением данного романа и могу сказать, что оно интереснее и содержательнее названия. Рукопись разбита на три отдельные части. Первая часть названа «Жизнь», вторая — «Любовь». Название третьей части — «Дружба».

Наш мир вечно меняется, вечно обновляется, но есть в нем и вечные категории. Вечны день и ночь, весна и осень, свет и тень. Точно так же вечны жизнь, любовь и дружба. Я глубоко уверен, что автор глубоко прав, разделив свой роман на три части и озаглавив каждую из этих частей именно таким образом, как он это сделал. Озаглавив части таким образом, он сразу создал художественные образы, которые порождают в читателе образное мышление.

И мне, как одному из читателей, на память пришел следующий образ, которым я и хотел бы поделиться с вами, а если здесь присутствует и автор, то равным образом и с ним тоже.

Однажды возвращался я из Москвы на поезде. В купейных вагонах мест не оказалось, и мне пришлось всю дорогу ехать в общем вагоне. В общем, это оказалось даже интересно. У меня оказалось сразу много попутчиков, со всеми мы познакомились, пили чай, и каждый рассказывал что-то о своей жизни. В поезде люди сходятся быстро и легко. Правда, многие из них по пути сходят с поезда, зато появляются новые пассажиры и появляются новые судьбы, новые темы для разговора.

Возвратившись благополучно к себе домой, я потом не раз возвращался мысленно к тому путешествию и пришел к выводу, что жизнь — это поезд, где все мы пассажиры общего вагона, которые делят друг с другом радости и беды. Этим наблюдением я и хотел бы поделиться с автором, если он находится здесь. Такие образы находятся в творчестве не так уж часто, и я советовал бы автору использовать мою находку в своем романе, в части, озаглавленной «Жизнь».

Голоса:

— Вы хоть и член совета по критике, но не вправе давать советы автору.

— Здесь не общий вагон, нечего вспоминать свою жизнь. Это каждый может.

— Пора, наконец, говорить по существу.

Пятый оратор. Товарищи! Если — как нас верно призывают и критикуют из зала — говорить по существу, то я должен определенно заявить: один человек не может написать и даже не имеет права писать роман под названием «Песнь каракалпаков», да еще разбивать его на такие части, как «Жизнь», «Любовь» и «Дружба». Такой роман должен быть коллективным трудом, он должен вобрать в себя опыт всех каракалпаков. И автор — если он вообще существует — обязан прислушаться к любому из наших советов.