Кара Дон Жуана

— Я это и пытаюсь выяснить… Помоги мне. Ответь на несколько вопросов, и все.

— Да пошел ты на хрен! — Христос резко опустил ноги и стал всовывать их в кеды. — Больно мне надо тебе помогать, я не альтруист!

— Я заплачу за информацию. — Андрей вытащил портмоне, раскрыл его, вытряс все наличные, протянул Христу. — Здесь около тысячи долларов, если мало, я сниму еще…

Христос, не взглянув на деньги, продолжал шнуровать кеды. Закончив это занятие, он распрямился, потянулся к ручке двери, намереваясь выйти из машины, но замер, так и не открыв ее. Он увидел фотографию Кары в портмоне Андрея. Увидел и застыл!

— Это твоя жена? — хрипло спросил Христос.

— Да. Ты ее знаешь?

— И ее убили? — не слыша вопроса, протянул тот.

— Да, да, ее убили… Ее и вторую девушку. Дашу Ларину.

— Значит, началось, — прошептал Христос.

— Что началось? — крикнул Андрей, хватая его за руку, чтобы не дать выйти. — Скажи мне! Пожалуйста…

Христос высвободил локоть из пальцев Андрея, взялся одной рукой за спинку кресла, второй за дверку, подтянулся, занес ногу, намереваясь выпрыгнуть через верх… Но вдруг рухнул на сиденье и начал заваливаться влево…

Андрей подхватил его, попытался усадить прямо. Безрезультатно — Христос, безумно тяжелый, несмотря на худобу, падал и падал, наваливаясь на него…

— Христос, что с тобой? — испуганно спросил Андрей. — Тебе плохо, что ли?

В ответ тот что-то булькнул, а падать не перестал. Андрею пришлось раздвинуть кресло, чтобы он не подмял его под себя. Когда пространства стало больше, а опора в виде плеча Андрея исчезла, Христос рухнул на его колени…

И тут стало ясно — что с ним. Вся худая кадыкастая шея Христа была в крови. А посредине этого алого разрастающегося пятна зияла выплевывающая из себя темную густую жидкость рана…

Андрей, оттолкнув умирающего, спрыгнул на пол, втиснувшись между креслом и педалями. Христос тут же повалился на сиденья. Его рана скрылась под упавшими на шею волосами, а вот глаза, не мигая, смотрели на Андрея. Они оказались не карими, а серыми. И не пустыми, а живыми и яркими. И жил в них безумный страх перед смертью… Выходит, врал Христос — не таким он был бесстрашным! Но врал не Андрею, а самому себе…

— Потерпи, Христос, сейчас я тебя в больницу отвезу, — прошептал Андрей, которого от запаха крови стало подташнивать. — Только ты потерпи, не умирай. Рано. Тебе еще надо с тезкой помириться…

Осторожно приподнявшись, Андрей выглянул на шоссе. Машины, машины, машины, автобусы — все мчатся по ровному асфальту, не останавливаясь и не притормаживая. На обочине никого. За обочиной ни одной постройки, ни одного пышного куста, где можно спрятаться. Значит, киллер выстрелил из проходящей мимо машины. Опустил стекло, высунул дуло, прицелился издали, а когда его (их, скорее всего, их , поскольку за рулем должен был быть еще кто-то) машина поравнялась с кабриолетом, спустил курок. Целился в висок, но так как Христос резко поднялся, желая выпрыгнуть, пуля угодила в шею…

— Хы-ы… — прохрипел Христос. — Хы…зы…

Андрей обернулся на голос, посмотрел на Христа. Лицо его стало иссиня-бледным, в уголке рта появилась кровавая пена, а из глаз улетучились страх и огонь, они умерли раньше, чем сам Христос…

— Хыа-за… — из последних сил прошептал тот. Но вместо связных слов из его рта вылетела кровавая струя.

Андрей склонился над умирающим, приблизил ухо к его губам…

— Хазар, — услышал он.

Хазар! Неужели Христос сказал «Хазар»? Знакомое, до боли знакомое то ли имя, то ли прозвище высокого, сутулого человека с бритым черепом и узкими монгольскими глазами. Человека, которого Андрей видел лишь однажды, но запомнил навсегда — и его внешность, и его то ли имя, то ли прозвище, — потому что он, этот человек, был как-то связан с Карой…

Он был связан с живой Карой, а теперь связан с мертвой…

…Если речь идет именно о том человеке. Если вообще речь идет о человеке… Быть может, Хазар — это кличка любимого пекинеса Христа, любимого волнистого попугайчика, любимого хомяка породы «джунгарик», короче, любимой домашней твари, о которой некому будет заботиться после его смерти…

— Страшный человек этот… Хазар, — просипел Христос, выплевывая каждое слово вместе с кровавыми пузырями.

Когда словесно-кровавый ручей иссяк, Христос сглотнул и закрыл глаза. И все — больше ни звука: ни хрипа, ни всхлипа, ни выдоха… Тишина. Лишь спустя несколько секунд раздался тихий шлепок — это на кожаное сиденье кресла упала капсула с ядом, выкатившись из приоткрытого рта Христа.

Глава 8 Амстердам. Зима, 1999 г. Андрей