Кара Дон Жуана

На границе Франции он купил путеводитель по Европе и ткнул пальцем наугад. Попал в Амстердам.

«Что ж, поедем туда, — решил Андрей. — Я слышал, там сумасшедшая ночная жизнь. А нам, мне и бессоннице, как раз нечем заняться после заката…»

Добравшись до столицы ночных развлечений, Андрей устроился в отличном отеле, выспался днем, а ночью отправился на дискотеку. Пробыв там чуть больше часа, подцепил двух роскошных девочек, с которыми быстренько сговорился продолжить веселье в мотеле (в его пятизвездочной гостинице посетителям не разрешалось оставаться на ночь) и имена которых забыл сразу после пробуждения. Следующей ночью были другие дискотеки и другие девочки. С некоторыми он занимался сексом, не выходя за пределы заведения: то в туалете, то на балконе, а то и просто в уголке. На пятые сутки он понял, что больше не хочет ни тусоваться, ни трахаться — перенасытился. И два следующих дня гулял в одиночестве по Амстердаму. Во время бесцельных прогулок много пил (то кофе, то коньяк, то пиво) и много вспоминал…

Как ни странно, почти все воспоминания были связаны с Карой, хотя в последнее время он стал реже думать о ней. Реже — это всего пару раз в день. А раньше он засыпал и просыпался с мыслью о своей девочке. Он не мог смириться с потерей, и не мог найти ее…

Видит бог, он старался! Сколько сил, сколько денег было в это вложено… Но все безрезультатно! Кара сгинула бесследно. И даже алчные частные детективы признали это, отказавшись вести дальнейшие поиски…

— Твоя жена умерла, — говорили они.

— Твоя жена умерла, — вторил им отец.

— Твоя жена умерла, — поддакивал разум.

Но сердце не соглашалось, оно кричало:

— Кара жива!

И Андрей верил сердцу.

Из-за этой слепой веры он не мог никого полюбить. Да и не старался… Он увлекался, желал, иной раз просто сгорал от страсти, но, заполучив ту, которой увлекся и вместе с которой сгорал и возрождался по нескольку раз за ночь, терял к ней всякий интерес.

— Наш Дон Жуан, — шептались за его спиной горничные.

— Дон Жуан поневоле, — мог бы добавить Андрей. Поскольку всякий раз, увлекаясь, он надеялся, что это увлечение перерастет во что-то, хотя бы отдаленно напоминающее любовь… Но нет. В сердце, до краев заполненном Карой, никому другому места не было.

— Женись, сынок, — советовал Карэн. — Роди ребеночка. В нем найдешь радость. Дети — это счастье.

Но Андрей и представить не мог, что у него будет ребенок не от Кары, поэтому совету отца он не внял, но с еще большим азартом начал охотиться за женщинами. Кого только у него не было! Русские, француженки, немки; бизнес-леди, студенточки, лыжные инструкторши; брюнетки, блондинки, рыжие, лысые, с дредами, с татуировками на черепах. Разные, но в то же время одинаковые — нелюбимые!

Отец поступил мудрее. Почти сразу, как они обосновались в Куршевеле, он сошелся с Мари, одинокой хозяйкой соседней кондитерской. Они жили каждый в своем доме, но все ночи проводили вместе. Она закрывала глаза на его случайных пассий, мирилась с его нежеланием жениться, ее не тяготил статус вечной любовницы и не обременяла забота о двух таксах отца, которых он обожал гладить, но забывал кормить. Карэн уважал Мари и был по-своему к ней привязан, но если бы она заявила ему, что хочет расстаться, он отпустил бы ее без разговоров… Его сердце тоже было занято, но там хотя бы не жила надежда…

— Ваш кофе, мсье. — Голос бармена оторвал Андрея от дум. А его вопрос заставил вернуться к изучению карты. — Куда направитесь из Амстердама?

— Не знаю пока. Вы ничего мне предложить не хотите?

— Хочу, но не могу. Дальше Нидерландов носа не сую.

Андрей не стал уточнять, почему, он молча кивнул и принялся поглощать свой кофе. Когда чашка наполовину опустела, дверь бара распахнулась — он почувствовал это спиной, в нее ударил порыв ветра, — и в душное помещение вместе с уличной прохладой ворвался еще кто-то. Этот кто-то влетел в бар, шумно дыша, отряхиваясь от влажных снежинок, шмыгая носом, топая ногами, чтобы сбить с каблуков грязь (все это происходило у Андрея за спиной, и он распознавал в звуках действия). Приведя себя в порядок, человек (наверняка женщина) процокал к стойке, взобрался на табурет, ввинченный в пол, зашуршал чем-то, очевидно, оберткой от сигарет, так как бармен достал из нагрудного кармана зажигалку, положил ее на столешницу и щелчком отправил посетителю.

Не подал, не поднес, а пульнул. Жест, говорящий о том, что клиент неперспективный, вероятно, неплатежеспособный, из числа завсегдатаев. Еще одна шлюшка, как пить дать…

Андрей чуть сменил положение тела — повернулся на тридцать градусов влево, чтобы новый посетитель попал в поле его зрения.