Капойо

- Нет... - прошептала она. - Не может быть! Нет! Нет!

Аяна подскочила к зеркалу, пытаясь наконец понять, но оттуда на неё смотрела лишь Аяна.

- Пока всё хорошо, кирья, - очень, очень бодро сказала она. - Но надо поторопиться. У нас всего девять дней. У тебя два предложения. Как понимаешь, они оба...

Гелиэр закрыла рот ладошкой.

- Я думала, хотя бы до конца августа...

- Нет. - Она ходила по комнате. - Девять. Дней. Ни к чему эти мокрые глаза, нет времени на это. Слышишь? Это потом. Сейчас надо что-то делать.

- Аяна, ты же понимаешь...

Гелиэр тоже бродила по комнате, краснея и бледнея. Она вскидывала руки к вискам, взгляд блуждал.

Аяна обкусывала ноготь на указательном пальце.

- Да, конечно. Вот прямо сейчас в моей голове вертятся две мысли. Одна из них состоит из трёх слов, которые нельзя знать кирье, а вторая – из четырёх.

- Я не знаю таких слов...

- Нет. Я не буду писать тебе список. - Она остановилась. - Это ты напишешь. Письмо. Другого выхода нет.

Гелиэр замерла, посмотрела на неё и нерешительно подошла к столику.

- Но... А это вообще прилично? И что мне писать? - спросила она непонимающе.

Аяна стояла, обгрызая нижнюю губу, которую прижимала пальцем к зубам.

- Если бы я знала. Ох, если бы я знала! Написать, что у него есть девять дней, чтобы принять решение – это как-то слишком.

- Но так и есть, - отчаянно сказала Гели. - Это же так и есть! Девять дней, а потом... кто они такие, те...

- Так, - сказала Аяна, расхаживая по комнате. - Сейчас. Пиши. «Кир Мират, с сожалением вынуждена сообщить тебе, что..»

- Что - «что...»?

- Я думаю. Подожди.

Она случайно разгрызла губу до крови и стояла, прижав её пальцем.

- Как можно изящно сказать человеку, чтобы он не тянул время? Я бы взяла и прямо подошла. И сказала. Почему надо вот так извиваться? «Что мой отец, решив выдать меня замуж, тем не менее, ограничен во времени на принятие предложений, поэтому, если ты имеешь какие-либо намерения в отношении меня, то не тяни время и признайся и спроси, балбесина»

- Подожди, подожди, я записываю!

- Балбесину не пиши!

- За кого ты меня считаешь, Аяна? Повтори ещё раз.

- Я не помню! Подожди. Что у тебя последнее?

- «Намерения»

- «Намерения в отношении меня, то считаю необходимым сообщить, что первого августа моя судьба будет решена». Фух. Спасибо Харвиллу.

Гелиэр отложила перо.

- Кто такой Харвилл?

- Один друг. Благодаря ему я приручила слова.

- У меня ужасный почерк, - сказала Гелиэр. - Он не сможет прочитать. Аяна, это же навязчиво. Что я делаю! Может, он как-то сам?..

- Ужасный почерк – это когда буквы, как мокрицы, расползаются от дырок в бумаге, а между ними прячутся, притаившись и померев в ожидании, арнайские дохлые пауки. - Она изобразила пальцами лапки мёртвого паука. - У тебя хороший почерк, Гели. Это не навязчиво. Это уведомление. Ты ничего такого не написала. Сама только пыль на полу появляется. Сейчас высохнет, и я отвезу.

- Ты?

- Нет. Кир Анвер. Он поедет верхом.

- Он знает дорогу?

- Да. Он подглядывал через занавеску экипажа.

- Мы так странно и смешно говорим об этом!

- В этом весь кир Анвер. Без него гораздо грустнее. И сложнее передавать письма. Складывай. Это передаётся в конверте?

- Я не знаю, Аяна. Откуда мне знать? Я первый раз такое делаю. А ты?

- А я – нет. Кир Анвер уже передавал письма... Те письма были без конвертов. Я передам лично в руки, не переживай.

Аяна выдохнула, надувая щёки и вытаращив глаза.

- Почему я так волнуюсь? - спросила она. - Мы же не делаем ничего такого. А меня прямо потряхивает.

- У меня тоже руки трясутся, - сказала Гелиэр, трогая пятнистую шею. - Никогда не думала, что буду делать подобное. Как я дошла до такого? Попроси настой для меня, когда будешь внизу.

Аяна сбежала по лестнице вниз и юркнула в арку кухни.

- Каприфоль кирье. Я отлучаюсь по поручению.

Она вытащила из-под кровати свой большой мешок. Костюм, конечно, был измят, но это не имело значения. Она сунула руку дальше, чтобы достать тонкую рубашку из седы, но наткнулась на горлышко бутылки вина и вздрогнула. Через несколько дней ей предстояло отвечать на нелёгкие вопросы троих девушек, одна из которых была ещё и замужем за тем чудовищем...

Аяна помедлила и вытащила одну бутылку, потом вторую. Они влезут в сумку, но будут звенеть и булькать, и это вызовет вопросы. Она пошарила под кроватью и вытащила короб с кемандже, оценивающе взглянула на него и открыла.

Аромат купресы окутал её, как объятия мамы, как воздух родного двора, как покрывало её кровати, как тёплая вода затона в разгар июля. Аяна чуть не заплакала. Это было болезненно, но прекрасно. Даже в той лавке с духами она не нашла ничего подобного купресе.

Она вынула кемандже и подушки, на которых та лежала. Бутылки прекрасно разместились на месте подушек, и она обернула их полотенцем. Потом она сунула кемандже обратно, на бутылки, но в последний момент, закрывая короб, вдруг распахнула его и быстро вытащила рубашку из-под струн.