Капойо

Она испуганно смотрела ему вслед, потихоньку подбираясь к берегу, потом, когда его спина достаточно удалилась, выскочила из воды и подбежала к валуну, судорожно напяливая на мокрое тело сорочку и рубашку.

- Ташта, балбесина, - вполголоса ругалась она. - Ух... Ух, я ему!

Она быстро оделась, натянула свои короткие сапоги, и побежала по склону наверх, торопливо перепрыгивая с камня на камень.

Ташта, которому, конечно же, быстро надоело стоять у кипариса, заскучал и побрёл наверх, к широкой тропе. В общем-то, ничего страшного в этом бы не было, не попадись ему на дороге... Что это? Похоронное шествие?

Аяна схватила Ташту за корде и отвела в сторону. Она стояла и смотрела, как шестеро мужчин медленно несут длинный закрытый ящик, поставив на плечи, и за ними следуют мужчины, одетые в чёрное, скорбные и печальные.

- Твой конь пытался сожрать сына главы дома Бафо, - прошипел ей один из замыкающих, который посыпал дорогу за шествием чёрными стружками. - Таких диких привязывать надо!

- Прости...

- Он встал на дороге, как пёс в воротах, и не давал пройти!

- Прости! - воскликнула Аяна, взлетая на Ташту. - Инни, Ташта!

Быстрой рысью она вывела его на мощёную дорогу, мимо больших домов, к поместью Эрке.

- Кэтас! Стой, мой хороший, - сказала она, балансируя на его спине перед высоким светлым забором, и серые туфли, почти совсем разношенные, упали в траву сада за большим цветущим кустом.

30. Какой день ты помнишь лучше всего?

- Ну что, поедем сегодня играть с Ридой и Айлери? Придумала свои вопросы?

Гелиэр сидела и полировала ноготки небольшой кожаной полоской.

- Это сложно, - сказала она, поднимая голову и сосредоточенно глядя куда-то мимо Аяны. - Когда мы играли в эйноте, там было просто, но у Айлери в доме столько правил, да ещё этот кир Орман, от которого нужно прятаться.

- В гардеробную? - спросила Аяна, вспоминая неприметную дверь в стене.

- Да куда угодно. Рида говорит, что девушкам приходилось и забегать в гостевые комнаты, тревожа кир, что там были, когда он заходил на женскую половину.

- Неужели он настолько... лютый? - подобрала наконец Аяна слово. Она села на кресло за кроватью и откинулась на спинку. - Почему его там боятся?

- Там все кирио какие-то страшные.

- Страшные?

- Да. Кроме Мирата, - покраснела Гелиэр. - Его она не боится.

Она покраснела ещё чуть-чуть.

- Ты сегодня, может быть, увидишься с ним, - сказала Аяна, потягиваясь.

- Да... ещё пару раз, - прошептала Гелиэр. - а потом снова приедет этот её старый безумный муж, и нам не получится навестить её...

- И Мирата.

Гелиэр зажмурилась.

- Всё, всё. Я больше не буду, - сказала Аяна извиняющимся тоном.

Она сидела, закинув руки за голову, и размышляла об Айлери.

- Я всё время думаю, чем бы могла ей помочь, - сказала она, кусая губу. - И не знаю. Помнишь, я говорила тебе про нашу олем Ати, которая умеет задавать вопросы? Которая научила меня дышать, если охватывает волнение или страх?

- Да, я помню. Которая говорит не тревожиться о том, что ещё не произошло, потому что этого может и не случиться.

- Я иногда очень сожалею, что не могу так говорить, как она. Возможно, я бы смогла подойти к этому её мужу и сказать ему то, что изменит его отношение к ней. Хотя иногда я вспоминаю и о той пьесе, про которую ты рассказывала. Где капойо жертвует собой... И госпожа остаётся молодой вдовой.

- Но... это грех, - тихо сказала Гелиэр. - Это самый страшный грех совести...

- Обижать слабых – тоже грех совести, - твёрдо сказала Аяна. - Грешно издеваться над теми, кто зависит от тебя. Я раньше...

Она встала и прошлась по комнате, потирая щёки.

- Я раньше была добрее, - сказала она. - Я верила в людей. Один человек мне сказал, что на дне любой души лежит, как ил в озере, зловонная жижа, которая обязательно поднимется... всё дело в том, достаточно ли длинный тот шест, которым ты баламутишь там, внизу.

Аяна говорила эти слова, и Конда одновременно с ней говорил их в её памяти, лёжа лицом к ней на кровати. Она остановилась, потом подошла к Гелиэр, взяла щётку со стола и стала причёсывать кирью, ведя по гладким тёмным волосам рыжей щетиной в серебряной оправе.

- Теперь я думаю, что у некоторых там нет ничего, кроме ила, - сказала она, глядя, как струятся тёмные пряди. - Ничего, кроме зловонной черноты. Я не знаю, как она появляется там. Мне просто теперь кажется, что души некоторых людей терпением и превозмоганием не отмыть, и, как бы я ни хотела думать иначе, но их может очистить только смерть.

Она взглянула в огромные светлые широко распахнутые глаза Гелиэр, отражённые в зеркале, и спохватилась.

- Кирья Гелиэр, прости меня. Я забываюсь и заговариваюсь!

Она прекрасно помнила, что ей говорил Харвилл по поводу разговоров капойо со своими кирьями, но не тех, что в пьесах, а тех, что допустимы в жизни, и по всему выходило, что она была слишком откровенна. Если кир Эрке...