капля крови

 Где-то вдали разгорался пожар, так что света хватало. Возиться в полутьме с трофейными гранатами трудно и опасно.

 Но в то же время дальний пожар весьма некстати. Лейтенант вряд ли об этом задумывался, но Тимоша был загодя обеспокоен: темнота не прикроет их в минуту предстоящего бегства.

 Одну гранату Тимоша отдал лейтенанту.

 Вскоре из-за угла показались синие фары машин. Пора!

 Тимоша распорядился:

 — Делай, как я!..

 Он взялся правой рукой за палку, отвинтил предохранительный колпак, вынул фарфоровое кольцо из гнезда рукоятки, лейтенант старательно ему подражал.

 Тимоша взял в левую руку фарфоровое кольцо с вытяжным шнуром, лейтенант сделал то же самое.

 Тимоша резким движением, уже замахиваясь гранатой, выдернул терку. Лейтенант чуть замешкался, у него не хватило сноровки, чтобы выдернуть терку на замахе, он опасно помедлил.

 — Швыряй эту дуру! — скомандовал Тимоша, разъярясь.

 Обе гранаты угодили в кузовы грузовиков. Тимошина ударила чуть раньше, и лейтенанта ослепило, оглушило дважды.

 Пламя разрыва! Сколько успеваешь увидеть при его мимолетном, судорожном свете!

 То ли зрение обострено предшествующей темнотой? То ли у страха глаза велики?

 Лейтенант и Тимоша вылезли из окна, глядящего во двор, на подсвеченную крышу соседнего дома, спустились по водосточной трубе, перебрались в полутьме на соседнюю улицу и счастливо избежали облавы, под которую, скорее всего, попал тот трехэтажный дом и весь квартал.

 Возвращение потребовало остатка ночи: ракеты теперь не затухали подолгу и патрули гулко ходили по улицам.

 С трудом добрались лейтенант и Тимоша до подвала и доложили о своей прогулке к северу от ратуши. Четыре гранаты, в том числе две трофейные, израсходованы по назначению.

 Пестряков упрекнул товарищей в неосторожности: рассвет уже шел по их следам.

 Черемных с удовольствием подсчитал вслух урон, который понес враг этой ночью; после подсчета он почувствовал облегчение, словно что-то изменилось к лучшему в его собственной участи, в его судьбе…

 Лейтенант рассказывал очень скупо — может быть, по свойству характера, а может, потому, что служил лестницей, приставленной к забору. Много ли увидишь, когда лицо закрыто Тимошиной шинелью и все время приходится отплевываться, потому что грязные, обтрепанные полы лезут в рот?

 Тимоша же был весьма щедр на подробности. В кабине грузовика сидел толстый-претолстый офицер. Не иначе как он раздобрел от пива и сосисок. Бензин в бочках был авиационный, это Тимоша определил по языкам пламени. Пушку на прицепе всю изрешетило. Прицеп тоже в полном порядке — разлетелся на мелкие осколки. Лейтенант не даст соврать. Так что от пушки той одна копоть осталась…

 — Ты и соврешь — недорого возьмешь, — перебил Пестряков.

 Тимоша обиделся и замолчал.

 Однако прохлаждаться нечего: ведь решили, пока не рассвело, наведаться в дом. Пестряков указал обкуренным пальцем на потолок.

 Он стеснялся того, что сам остается во втором эшелоне. Но как только товарищи ушли, улегся, подкошенный головокружением, на цементном полу подвала.

  7 Тимоша и лейтенант вылезли из подвала: время не ждет. Задымленное небо объято ожиданием рассвета, уже потускнели зарницы переднего края.

 Они вышли на улицу и проникли в дом через парадный подъезд.

 Спички в подвале наперечет, лейтенант и Тимоша огонька с собой не взяли. Они пробрались ощупью из передней в ближнюю комнату и наткнулись в темноте на стулья.

 Запах в доме какой-то чужой. Или это пахнет заплесневелой кожей от стульев, на которые они уселись?

 Когда рассвело, пришельцы наконец осмотрелись в доме.

 Лесенка, ведущая из кухни в подвал, была основательно завалена кирпичами и пудовыми обломками развороченной изразцовой плиты. Тимоша умело заложил тогда гранату в поддувало.

 — Полная маскировка, — удовлетворенно заметил Тимоша. — Никто не станет нас в таком подвале подразумевать…

 В кухне нашлись и спички, и запас стеариновых плошек в картонных коробочках размером с гуталиновые — то был первый и весьма драгоценный трофей экспедиции.

 На абажуре повисло заброшенное туда взрывной волной полотенце, покрытое копотью.

 — «Чистота — мать дома». — Лейтенант перевел изречение, вышитое на полотенце.

 На полках шкафчика чинно выстроились в ряд белые фаянсовые банки — кухонный арсенал хозяйки.

 Тимоша открывал одну банку за другой, заглядывал внутрь и, разочарованный, ставил их на полку. А лейтенант читал надписи.

 В банке, на которой значилось «сахар», не было сахару, в банке с надписью «манная крупа» не было крупы, в банке «рис» не было рису, в банке «мука» не было муки, в банке «кофе» не было кофе.

 Зато в банке «соль» на самом деле оказалась соль. А в других банках, тоже фаянсовых, но калибром поменьше, хранились перец, лавровый лист, ваниль, корица, гвоздика и мак.

 И, как назло, все специи пахучие! Они, наверное, для того и заведены, чтобы аппетит будить. А Тимоша и так на аппетит не жалуется, даже во рту у него защекотало.

 — Будто мы тут собираемся варить борщ. Или печь пирожные. — Тимоша проглотил слюну и ругнулся. — Однако мак я мобилизую. Мелкая, но все-таки провизия.

 Лейтенант молча пожал плечами и прошел в столовую.