«Уснул? — Руденко рассматривал фотографии с места аварии. Саму машину фотографировали сверху, со скалы. Потом вниз спускались на тросах за трупом. А машину вытаскивали специально подогнанным краном. — Вряд ли. Был выходной день. Середина дня. Стало плохо? Но тут подтверждение может дать только вскрытие. А надо сперва отвергнуть все остальные предположения. Алкоголь с помощью Кироса исключили, — Руденко с благодарностью взглянул на полицейского, уплетающего салат. — Неисправность в самой машине? Ага, вот и заключение криминалиста».
На осмотр машины разрешение тоже никто не давал. Предполагалась в такой ситуации, что из России приедут следователь и специалисты и будут проводить расследование. Но этого не произошло. Решили, что несчастный случай и баста.
Руденко прочитал заключение. Учитывая, насколько машина была сплющена, криминалист сотворил чудо, разобравшись в хитросплетениях разбитого автомобиля и в том, что было повреждено до аварии, и в том, что после.
Тормозная система цела, машина не сталкивалась с другой машиной — так как нет следов краски кузова другой машины «В том случае, если машина не была такого же цвета, как «Хонда» Малышева, — подумал Руденко. — Если авария не случайность, цвет машины могли предусмотреть. Но большой риск. Остались бы свидетели, ехавшие следом. Впрочем, если действовали «сисовцы», работая в тандеме с киприотами, могли перекрыть движение ненадолго, запустив на этот отрезок дороги только машину Малышева и машину убийцы. Да там и так редко машины ездят, не слишком бойкая, практически проселочная дорога».
— Откуда он ехал, вы выяснили? Не комбинируй, говори как есть.
— Ну, как тебе сказать, тиос Алексис, если тебя интересует мое мнение, то странное происшествие. Там при всем желании сложно вылететь с дороги. Поворот не крутой, более того, там же смотровая площадка, где можно с легкостью разъехаться даже трем машинам. Подумал, пьяный. Даже рискнул проверить. Честно говоря, решил подстраховаться. Вот начнут русские расследование, — он посмотрел на Руденко виновато, но продолжил: — Начнут нас в чем-нибудь обвинять, а я им раз, — он хлопнул ладонью по столу, — факты. Дескать, напился ваш сотрудник, к нам какие претензии.
— Понятно, понятно. Дальше-то что?
— Все-таки я полицейский, а мужика вашего замочили, — перестал ходить вокруг да около Кирос. — Проехал я по его маршруту в обратном направлении. Поспрашивал в домах, тавернах. Выяснил, что обедал он в Омодосе, в «Макринари».
— Выходит, он недалеко от таверны уехал? — задумчиво проговорил Руденко, рассматривая фотографии места происшествия. — И что они тебе там сказали?
— Поел и уехал, — Кирос подозвал официантку. — Дорогая, не принесешь мне еще рыбки?
— Хватит ему! — со смехом урезонил Алексей и крикнул девушке вдогонку: — И мне тоже!..
…Навес из живого винограда, гроздья свисают над столиками. Столики на улице и внутри, покрыты клетчатыми бело-голубыми скатертями, в помещении деревянные потолки темного дерева. Это уже таверна «Макринари» в Омодосе, куда поехали после обеда Кирос и Алексей.
Руденко оставил свою машину в Като Дефтере. И уговорил Сотириадиса ехать вместе. «Спрашивать будешь ты», — распорядился он. Кирос только покорно вздохнул.
Их усадили согласно кипрскому гостеприимству, налили лимонаду.
Кирос по дурацкой привычке стал покачиваться на задних ножках стула.
— Расшибешь себе когда-нибудь задницу, — заметил негромко Алексей. Они ждали хозяина, за которым пошла официантка.
— Ты со мной, как с мальчишкой, — обиделся грек. — А я, между прочим, офицер полиции.
— Вот именно, что «между прочим». Да не дуйся ты! — он хлопнул Кироса по плечу. — Гляди, хозяин идет.
Полный, почти круглый хозяин в клетчатой рубашке и в жилетке, лохматый, как леший, со щетиной, с которой он уже, по-видимому, проиграл неравный бой.
Кирос как из пулемета затараторил с хозяином таверны по-гречески. Руденко даже не все понял.
— Разве я могу вспомнить такие подробности? — толстый киприот потер щетину с шуршанием. — Ну да, я почему его помню, вы же тогда приезжали, господин полицейский, расспрашивали. Этот несчастный разбился на машине. С кем он был? Вроде не один. Зеоклеия! — заорал он вдруг зычно. И тут же пояснил: — У женщин память хорошая, особенно на мужчин. — Он улыбнулся, продемонстрировав желтые прокуренные зубы.
Его дочь зыркнула на Кироса заинтересованно. «Но и этот павиан вдохновился, — с удивлением обнаружил Руденко. — Грудь колесом, ноздри раздувает, глазки блестят. Да он — ходок!»
— С кем он был, ну тот русский, что разбился? — спросил хозяин таверны.
— Вроде не один, — девушка задумалась, не переставая стрелять глазками на Кироса.
А тот молчал, очарованный красоткой, и совсем забыл задавать вопросы. Стоял и улыбался глуповато.
«Жениться ему надо», — подумал Руденко и сам начал спрашивать.
С трудом девушка все же припомнила, что тот мужчина был с приятелем. Разговаривали они по-русски.
— А что они ели?
Зеоклеия захихикала:
— Как это можно помнить? Когда это было! Да и посетителей у нас каждый день ого сколько.
— Тогда ведь, кажется, был не сезон…