Капитаны в законе

– Поначалу и впрямь не хотел, тебя опасаясь, – честно сознался он, припомнив, сколько трудов стоило уговорить сотника на такое рискованное дело, явно попахивающее в случае неудачи смертельным исходом для него самого.

– Летать на костылях непросто, но я тебя научу, – зловеще посулил ему Сангре, устав уговаривать. – Но это для начала, а потом тебе станет совсем интересно. Уланчик, да что мы с ним рассусоливаем, зови наших патологоанатомов.

Вошли Вилкас – как водится, донельзя серьезный, и Локис. Этот, строго выполняя инструкцию командира, улыбался во весь рот.

– Мда, Кинг-Конг жив, – глядя на своего оруженосца, прокомментировал Петр и невольно передернулся, в очередной раз подивившись: отчего невинная улыбка этого литвопитека смотрится так страшно, что любоваться ею дольше нескольких секунд чревато даже для крепкой нервной системы.

– Начнет он с твоего повторного обрезания, – предупредил Сангре, указывая на Локиса. – Ржавой ножовкой.

– Я обрезанный! – взвизгнул Азамат.

– Неужели? А мне сердце вещует, что операцию сделали неправильно и публика просит повторить. На бис. Но уже не обрезание, а отрезание. И кесарево сечение заодно. А потом тебя… – Сангре еще несколько минут живописал предстоящие сотнику муки, после чего бодро подытожил: – И в твою родную Орду тебя повезут обложенного льдом в качестве скоропортящегося продукта.

– Но меня Кавгадый убьет. И не просто убьет.

Он…

– Да не боись. Кому суждено быть задушенным крепкой тверской верёвкой, тому никогда не переломят хребет ханские нукеры, – ухмыльнулся Сангре.

– Как… задушен веревкой?! – оторопел тот.

– А у нас другого выхода нет, – пояснил Петр. – Хотя… – он задумчиво повернулся к Улану. – Слушай, а ведь так и впрямь проще. Положим на постель любого другого, и все. Из видоков-то, которые грамотку подтверждать станут, его ж ни один раньше в лицо не видел. Почем им знать, сотник перед ними лежит или нет, Азамат он или Хазбулат удалой.

– Ты же мне друг! – умоляюще завопил сотник.

– Правильно, друг, – согласился Петр и, присев у изголовья, ласково сказал: – Потому и хочу обеспечить тебе безоблачное будущее, идиота кусок. Ты только представь свои радужные перспективы – у меня и то слюньки текут. Каждый день – баня, где нежные ручки лучших японских гейш тебя отдраят вплоть до обнаружения последнего халата. Да и других приятных процедур предостаточно – минеральные ванны, лечебные нары, петушиный куток и страстные объятия разных трансов, а они такие проказники – дух захватывает. По сути, я ж тебе райскую жизнь предлагаю. И почти забесплатно. Всего-то и надо вымазать свой корявый палец, дабы поставить отпечаток на грамотке, а затем при трех свидетелях во главе с муллой подтвердить, что написанное в ней – святая правда. И ты это надиктовал, находясь в трезвом уме, здравой памяти и исключительно по доброй воле, дабы, как велит твой Аллах, восторжествовала истина, коя тебе всего дороже.

И тут Азамат заплакал. Петру даже жалко его стало. Слегка. Конечно, грабил вместе со всеми, насиловал, убивал, но ничего выдающегося, обычная рядовая сволочь. Более того, в отличие от московского князя, у него и смягчающие обстоятельства имелись. Изгалялся-то он не над своим, а над чуждым ему как по вере, так и по укладу жизни народом. Просто не свезло мужику, что в лице Сангре на него обратила внимание Тверская НКВД, то бишь Неугомонная Канцелярия Великих Дел.

– Убьют меня, – плакал сотник. – Кавгадый убьет.

Пришлось утешать, аккуратно промокая слезы, иначе свидетели, терпеливо дожидавшиеся в соседней избе, могли усомниться насчет доброй воли Азамата. А чтобы окончательно убедить сотника, Петр пояснил, что теперь его жизнь для них станет дороже огромадного куска золота и потому они будут трястись над ним и пылинки сдувать, чтоб он жил и благоухал. И вообще разыскивать его некому, ведь если Кавгадый не согласится делать то, что от него потребуют, он и трех дней не протянет. А если темник послушно выполнит требования, все равно останется далеко в степях. Орда и Русь – это таки две большие разницы.

– А когда мы с побратимом закончим на Руси все дела, клянусь, – и он поцеловал извлеченный из-за пазухи крест, – что памятник тебе нерукотворный при жизни отгрохаю. Ей, ей! Станешь ты у нас Медным всадником на зависть Петру I, причем на центральной площади Твери. Будешь красоваться на коне, гордый, как истинный самурай. А далее рванём с тобой раскумариться в Лондон. И там за верную службу подарю тебе настоящий будильник марки «Виг Вэн». И бабу к нему получишь впридачу. Эту, как её? Королеву Елизавету! Работы мадам Тюссо. На всю ночь ее тебе отдам.

– А она красивая? – всхлипнул Азамат.

– Ягодка слегка переспелая, но в крепких мужских руках тает от желания и страсти, век не забудешь! Короче, оттянемся до первобытного состояния и закалдырим по-аглицки, притом с черным юмором, как у них принято! Ну что, дурашка, жаксы?