Капитаны ищут путь

Чем дальше уходила «Йоа», тем ближе была она к магнитному полюсу, и стрелка компаса металась, как больной в жару, а на траверзе острова Прескотта компас вовсе вышел из строя. Амундсену и лейтенанту Хансена оставались лишь астрономические способы определения координат. Но туманы были столь часты и так густы (лондонские знаменитости не шли с ними ни в какое сравнение), что прибегнуть к астрономии удавалось редко. К тому же, узкий фарватер был неизведан. Словом, состояние духа на «Йоа» было не особенно праздничное.

Слепое плавание было б еще терпимым, но случай уготовил нашим мореходам такое, что приходится лишь удивляться, как им удалось вывернуться из беды.

Началось с того, что «Йоа» налетела на риф. Удар был силен, щепки всплыли по обеим сторонам судна. Амундсен сразу смекнул, что дело гибельное и, пожалуй, пора прощаться друг с другом. Но тут нежданно-негаданно грянул шторм, и волна, мощная, молниеносная, спасительная волна, перебросила «Йоа» через риф.

— Ура! — закричал Вик и осекся.

— Руль! — воскликнул лейтенант Хансен. — Руль не слушается!

Снова им грозила гибель; неизвестно еще, что было выгоднее — сидеть на рифе и готовиться к спуску шлюпок или носиться по Ледовитому океану с ветрилами, но без руля, каждую минуту ожидая крушение. Оказалось, что штыри руля при ударе о риф выскочили из петель. И снова — спасительная, молниеносная, мощная волна так ловко толкнула руль, что штыри, точно направленные разумным усилием, вошли в петли, и корабль стал послушным.

К вечеру моряки положили якорь неподалеку от какого-то островка и уже собирались растянуться в каютах, как раздался вопль машиниста:

— Пожар!

В машинном отделении горел керосин; пламя гудело, и длинные узкие оранжевые языки его быстро, как шпаги, вырывались из люка. Все кинулись на огонь так, как на него можно кидаться лишь на корабле. Пожар удалось затушить.

Однако этим не исчерпывались беды. В довершение всего разыгрался страшнейший ураган. Похоже было, что Арктика окончательно разозлилась на семерых смельчаков.

Амундсен больше не верил в счастливый исход. Сколько можно пытать счастье? У счастья, верно, тоже есть терпение. Капитан начал маневрировать к берегу.

Была одна надежда: уж если суждено выброситься на берег, так пусть выбросит носом вперед, чтоб легче потом стащить «Йоа» назад в воду. Ураган ревел в потемках — стоял сентябрь, начиналась полярная ночь. Четверо суток «Йоа» лавировала в проливе Рэ, у южного берега Земли короля Уильяма.

Нет худа без добра — лавировка привела Амундсена в чудесную бухточку, закрытую от ветров, глубокую и спокойную. И он решил зимовать на острове, где некогда лейтенант Хобсон нашел записку, извещавшую о смерти Джона Франклина и о начале пешего марша его экипажей.

Берега были низкие, песчаные, мшистые. Свежие оленьи следы вели к небольшому пресному озерцу. Старицы говорили о минувшем жарком лете, а круги от жилищ — о недавней эскимосской стоянке. Словом, место во всех отношениях казалось подходящим, и Амундсен приступил к выгрузке.

Прежде всего были выгружены ящики с продовольствием. Внутри ящиков припасы были упакованы еще и в жестяную оболочку. И неспроста — ящики (а доски их были сбиты медными нагелями) пошли на постройку магнитной обсерватории. Ящики, точно детские кубики, ставили друг на друга и засыпали песком, а потом снаружи и изнутри обшивали толем.

Пока часть экипажа сооружала обсерваторию и крохотный домик для Вика и Ристведа, другая охотилась. В тот год многочисленные оленьи стада собирались у бухты Йоа, как Амундсен назвал тихую гавань, где стояло его судно, намереваясь с ледоставом переправиться на материк. Лучшего олени и не могли придумать, и охотники не успевали перезаряжать карабины.

Оленьи шкуры, не ахти как умеючи обработанные скорняками «Йоа», надежно укутывали береговое и корабельное жилье, где уже устанавливались приборы, сделанные с той аккуратностью и чистотой, на которую способны немецкие мастера.

Корабль готовили к зиме. Когда лед сковал залив, «Йоа» накрыли брезентом, и она походила на дом, правда, несколько странный и неказистый, но зато надежно защищенный от ветров. От ветров, но все же не от стужи, ибо круглые железные печки ненадолго обогревали «Йоа».

Капитан и лейтенант обосновались в кормовой каюте и ежевечерне, перед сном, срубали топориками с коек лед, наросший за день. Не очень-то приятно было забираться в постель, похожую на холодильник. У Линдстрема, Хансена и Антона Лунда в носовой каюте было получше, хотя и там донимала людей промозглая сырость.

Между тем зима началась, начались и научные работы экспедиции Руала Амундсена.

Лишь только часы показывали урочное время, в маленьком камбузе раздавались проклятия Линдстрема. Изрядно повозившись с застывшими за ночь примусами, он, наконец, выпекал хлеб, кипятил кофе, поджаривал ломтики оленины.