Капитаны ищут путь

«Рюрик» уже пересекал океаны, а ему, Джону Барроу, секретарю английского Адмиралтейства и одному из учредителей Лондонского географического общества, все еще приходилось доказывать необходимость возобновления борьбы. Однако чувство досады не помешало Барроу доброжелательно отнестись к почину «Рюрика». Напротив, «Рюрик» дал ему лишний повод воззвать к чести мореходной нации.

Но он знал, что есть куда более мощные рычаги, нежели честь и престиж. Промышленные и торговые интересы были теми рычагами.

Неудачные поиски Северо-Западного прохода, проведенные в минувшие столетия, не только охладили, но и совсем заморозили толстосумов. Теперь Барроу снова «разогревал» их. Англия-победительница, Англия, становящаяся «мастерской мира», Англия, утверждавшаяся на всех крупных морских перекрестках… Да разве же эта Англия может равнодушно взирать на тайны Арктики? Что стоит этой Англии отворить еще один сейф? Прежние неудачи ничего не доказывают. Быть может, ждут новые неудачи. Быть может… Но не окупятся ли затраты сторицей, если все-таки Северо-Западный проход возьмут в свои руки англичане?

После долгой журнальной перепалки, после сообщений китобоя Скоресби-сына о потеплении в Арктике и тщательных разборов всех обстоятельств в Географическом обществе Джону Барроу удалось наконец добиться согласия правительства и тех, кто диктовал ему свою волю.

В 1817 году Барроу закончил план обширной экспедиции (той самой, о которой он писал Крузенштерну, а Крузенштерн — Румянцеву) и представил его Адмиралтейству.

Что же касается исполнителей этого плана, то Барроу не сомневался: в стране Фробишера и Баффина, Гудзона и Дэвиса, Кука и Флиндерса найдутся люди львиного темперамента. Как всякий человек, хорошо знакомый с флотом, Барроу знал о наличии в нем трех офицерских категорий.

Одна из них, и, пожалуй, самая многочисленная, состояла из моряков-практиков. Они не выдумывали пороха, а честно тянули лямку повседневной палубной службы. Ко второй категории относились фаты в морских мундирах. Эти откровенно предпочитали корабельной каюте покойное адмиралтейское кресло и добывали сие кресло папенькиными связями. В третьей группе, самой отборной, были моряки, соединявшие хорошее знание мореходного дела со страстью к наукам. Их шутливо звали «звездочетами». На них-то, на «звездочетов», и рассчитывал в основном Джон Барроу. И они, прослышав о его планах, не замедлили явиться.

Стояла дождливая зима 1817/18 года. Лейтенант Франклин жил в Дептфорде, где в ту зиму царило оживление, точно у театра Ковентгарден перед концертом знаменитой певицей Каталани. Кареты с гербами на дверцах чуть ли не каждый день прикатывали в Дептфорд, и аристократы-лондонцы отправлялись к Темзе, где стояли четыре корабля. В дилижансах прибывали люди попроще, но отношение к ним корабельных офицеров было куда сердечнее, чем к каретным пассажирам; в дилижансах приезжали географы и натуралисты, астрономы и физики.

Трактирщики и владельцы отелей были весьма признательны адмиралтейству за то, что оно назначило Дептфорд местом снаряжения двух экспедиций. И вряд ли кто-либо из жителей не знал в лицо каждого из командиров четырех кораблей.

Вся четверка состояла из «звездочетов». Первым отрядом — корабли «Изабелла» и «Александр» — командовал капитан Джон Росс. Подчинялся ему командир «Александра» Вильям Пари. Вторым отрядом — корабли «Доротея» и «Трент» — командовал капитан Давид Бьюкен. Ему подчинялся командир «Трента» Джон Франклин.

Четверка «звездочетов» знала общие курсы будущих походов, но детальная инструкция еще не была получена из Лондона. Дни проходили во встречах и разговорах с многочисленными паломниками из столицы. Интерес, проявленный к экспедиции, и радовал ее участников и утомлял их.

Вечерами Джона Франклина можно было видеть за трактирным столиком с его новым другом Вильямом Парри. У того было приветливое лицо с круглым подбородком и будто удивленно выгнутыми бровями, лицо мальчишески бесхитростное и на редкость привлекательное.

Оба помощники начальников отрядов, оба молодые (Джон старше Вильяма на четыре года), оба командиры однотипных судов с почти равным тоннажем, а главное — оба охваченные страстью к полярным исследованиям, они, Франклин и Парри, быстро стакнулись и теперь вечерами не могли не встретиться хотя бы на часок.

Они сидели за столиком, медленно тянули эль. Глотнув эля, Джон, запуская в ноздрю щепотку душистого табаку, сладко жмурился, чихал так, что в темных глазах его показывались слезы, и, улыбаясь, заводил разговор о грядущих арктических делах.

Вильям, закладывая, как говорили во флоте, табак за жвака-галс, то есть попросту отправляя его в рот, согласно кивал. Потом наступал его черед. И он говорил все о том же — о грядущих арктических делах.