Капитаны ищут путь

Под дружными ударами весел шлюпка быстро шла к узкой косе.

Когда Шишмарев положил руль влево и шлюпка обогнула косу, перед моряками развернулся чудный пейзаж: мелкие голубые волны залива, на берегу — пальмовая рощица, соломенные шалаши, банановые деревья, белые, похожие на европейские домики…

Король был вежлив. Он шел с военачальниками к берегу. Толпа нагих подданных с молчаливым любопытством следовала несколько позади.

Матросы напоследок особенно сильно ударили веслами, и шлюпка с разгону сильно и плавно врезалась в песок; десятки смуглых рук подхватили ее и вытащили до половины.

Король Камеамеа — настоящий Геркулес с мощной, низко посаженной головой, одетый в белую рубаху и красный жилет с черным шейным платком, — шагнул к капитану и, улыбаясь широким умным лицом, по-европейски пожал ему руку.

Моряки, король, свита, толпа островитян и, конечно, вездесущие мальчишки — все пошли к королевскому дворцу.

Дворец Камеамеа был вроде тех, о которых повествовал на «Рюрике» Элиот де Кастро. Он был крыт соломой, состоял из одного, правда, очень просторного зала и насквозь продувался ветром. Меблирован он тоже был чрезвычайно просто: несколько стульев и один стол. Впрочем, стулья казались островитянам излишеством — вельможи Камеамеа расселись на полу.

Коцебу и Шишмарев, разглядывая приближенных короля, едва удерживались от хохота. Особенно это было трудно смешливому Глебу Семеновичу; круглое лицо его раскраснелось, а глаза так и метали веселые искры. Легко понять обоих офицеров, если представить себе картину аудиенции.

«Чтобы быть красивым, надо страдать», — говорят французы, разумея тиранию моды, от которой люди, действительно, зачастую терпят немало неудобств. Французское присловье невольно было на языке лейтенантов, когда они глядели на королевскую свиту — дородных толстяков, напяливших черные фраки на голое тело. Туземцы выменивали эти фраки у худощавых американцев с купеческих кораблей, часто навещавших Гавайи, и черное одеяние с чужого плеча едва-едва застегивалось на толстяках. Толстяки обливались потом, тяжело дышали, но чувствовалось, что они всё же весьма горды своим нарядом.

У дверей соломенного дворца стояла, замерев, нагая стража с ружьями и пистолетами. Смуглые часовые невозмутимо наблюдали, как король усадил гостей за стол, как слуги принесли вино и фрукты, как белолицый капитан выпил за здоровье Камеамеа Первого, а Камеамеа выпил в честь капитана и его друзей. Потом, так же невозмутимо, они слушали, не понимая, речь начальника заморского корабля.

Коцебу говорил по-английски. Он обращался к королевскому переводчику — молодому англичанину, бывшему штурману, сменившему флотскую службу на гавайское приволье. Переводчик бойко доложил Камеамеа просьбу русских о снабжении их припасами, пресной водой и дровами и обещание капитана щедро уплатить королю за усердие его подданных.

Гавайский Геркулес качнул массивной головой и ответил через переводчика:

— Слышу, что вы начальник военного корабля и совершаете путешествие, как Кук и Ванкувер; значит, не занимаетесь торговлей. Поэтому и я не намерен производить с вами торг, но хочу вас снабдить безденежно всеми дарами моих островов. Это дело решенное, и нет более надобности о нем упоминать…

Камеамеа заговорил о России. Он не уставал расспрашивать о далекой, таинственной стране. Коцебу с Шишмаревым отвечали, удивляясь живости ума этого старого туземца, совсем позабыв о смешных, потных «министрах», восседавших на циновках в тесных фраках с чужого плеча.

Чем дольше говорили офицеры с Камеамеа, тем больше убеждались они в справедливости путешественников, высоко ценивших короля сандвичан.

Да, это был по-настоящему умный человек, и к тому же это был человек, который, как выразился англичанин-переводчик, «сам сделал самого себя».

Камеамеа не принял королевство от папеньки-короля. Он создал его в свирепых и кровавых междоусобных войнах с другими царьками архипелага. Он приблизил нескольких иностранцев, бывших моряков, завел свой флот, добыл у американцев огнестрельное оружие, взимал с купцов пошлину и, оказывая корабельщикам гостеприимство, перенимал все, что казалось ему достойным заимствования. Камеамеа царствовал давно и царствовал спокойно. Но взор его не тускнел: он пристально следил за вассалами, жестоко и молниеносно карая ослушников…

Итак, заручившись дружеским расположением Камеамеа, капитан и его экипаж могли почитать себя в безопасности. Люди «Рюрика» воспользовались этим, чтобы получше познакомиться с Гавайями.

Пока островитяне доставляли на бриг свиней, кур, уток, плоды — припасы, приведшие в восторг темнокожего корабельного кока, — пока туземцы рубили и возили (к радости матросов, избавленных от тяжелой работы) дрова, словом, пока жители Гавайских островов снаряжали «Рюрик» к дальнейшему плаванию, экипаж отдыхал.

Натуралисты Эшшольц и Шамиссо снова пополняли гербарии и коллекции, и снова неутомимый Логгин Хорис быстро и ловко рисовал окрестные виды, оружие и утварь, хижины и растения.