Капитан Т.Т. Трезоров

Истребитель по-прежнему находился в черноте, окружающего космоса, словно ничего не происходило. Я взглянул на экран локатор, чертыхнувшись про себя, было похоже на то, что мой истребитель-блин все же совершил перемещение, так как чуть-чуть изменился угол восприятия рисунка созвездий, а рядом не было истребителя Белояра. Возникшее ранее ощущение, что я миновал конечную точку нашего полета и с каждой секундой полета отдаляюсь от нее. Мысленно приказав Ирреку застопорить скольжение, чтобы сориентироваться на месте.

Иррек выполнил приказа и нормальным, но совершенно безликим голосом проинформировал меня о том, что пятисекундное срабатывание гипердвигателя занесло нас за орбиту Венеры, что мы приближаемся к Меркурию. Я уже говорил, что не так хорошо ориентируюсь на местности, но мои интуитивные ощущения меня не подвели, поэтому нисколько не удивился сообщению Иррека.

В эту секунду последовала яркая вспышка света и на экране возникла зеленая точка отметки объекта, которая была опознана, как истребитель Белояра. По всей очевидности, увидев мое внезапное исчезновение в глубинах космоса, Белояр решил положиться на судьбу и, включив гипердвигатель, переместился по тоннелю гиперпространства к нам.

Иррек никак не прореагировал на появление истребителя Белояра, а только проинформировал о том, что на аэродроме базы нас ожидает официальная встреча.

ххх

Встречал нас, разумеется, сам Генерал, который с каменным лицом и строго по протоколу выслушал мой с Белояром рапорт о завершении практики на борту эсминца "Галактика" и о возвращении в академию для продолжения учебы. Командир не задавал дополнительных вопросов, не интересовался нашим обратным перелетом, но сообщил, что положительно оценил результаты практики.

Мы с Белояром в душе, ожидая начальственного разноса за несанкционированный перелет в гиперпространстве, были смущены тем обстоятельством, что этот факт остался вне генеральского интереса.

Но Генерал, словно Мадонна на картине Рафаэля, удерживая на устах загадочную улыбку, вдруг произнес, что хотел бы к завтрашнему дню, часам к девяти утра получить письменный рапорт о летней практике. Разумеется, никто из нас, ни Белояр, ни я, не думали о возможности заранее подготовить такой письменный рапорт, поэтому нам предстояла бессонная ночь работы за терминалом.

Трезор ввернулся в академию за пару дней до нашего возвращения.

Когда мы вошли в свой жилой сектор, то обнаружили своего четвероного друга, сладко посапывающем на моей кровати. Широко разбросав лапы на все четыре стороны, выставив кверху свой розовый упитанный животик, он, чуть приоткрыв свой правый глаз, наблюдал за нашим появлением. При виде этой картины, у меня защемило сердце от вида своего друга, а руки дрожали от желания швырнуть в его наглую морду тяжелую армейскую сумку-баул. А это наглое животное удивленно замигало глазами и немного пододвинулось в сторону, словно приглашая разделить с ним мое законное ложе. Я не выдержал такого нахальства и с кулаками набросился на друга, желая поставить его на место, а Трезор профессиональным нырком ушел из-под удара и, бросив свои тяжелые передние лапы мне на плечи, стал яростно вылизывать лицо. Не выдержав тяжести его тела, я повалился на пол, где мы продолжили возню и ласку друг с другом.

Когда Белояр из своей спальни возвратился в холл, то застал картину встречу друзей, толи обнимающихся, толи борющихся друг с другом. Через мгновение и он был на полу, всеми силами отбиваясь от пса, так уставшего ждать нашего возвращения.

Ночь прошла спокойно, мы с Белояром работали за терминалами, удивляясь самим себе, что приходится так много печатать о практике, которая была обычной и ничем не выделялась в череде курсантских летних практик.

Ревун боевой тревоги не разбудил нас утром, следующим дня, мы еще не ложились в постели и только что поставили последнюю точку в своих письменных работах о практике. Впервые, мы с большим удовольствием бежали утренний кросс, чувствуя, как болезненное состояние бессонной ночи покидает наши тела.

Молодой капитан, секретарь Генерала принял наши рапорты и, не читая написанное, молча отложил их в сторону. Честно говоря, мы полагали, что Генерал примет нас, прочтет рапорта и прокомментирует их, но на нет и суда нет, поэтому мы развернулись и строевым шагом покинули генеральскую приемную.

Быстрой рекой потекли занятия, практикумы, коллоквиумы, семинары, лекции сменяли друг друга, была расписана каждая минута нашего времени. Режим дня был жестким, любое его нарушение влекло за собой тяжелые последствия, ты мог бы не успеть сделать многое другое, что планировалось на этот день. Любой сбой в занятиях влек за собой множество последующих сбоев, а это могло привести к не допуску к зачету или экзамену.

Дни сливались в недели, недели — в месяцы. Мы не замечали ни выходных, ни праздников, — все время было посвящено учебе в классных комнатах и полетам на Х45.