Капитан идет по следу

Кузнец был не только близким соседом покойного, но и его другом, если у таких замкнутых людей, как Агулин, могут быть друзья. И поэтому в момент пожара всем бросилось в глаза странное, почти необъяснимое поведение Ососкова. Он сидел дома у раскрытого окна, судя по всему, очень волновался, но не сделал и попытки помочь своему другу в несчастье. Он так и не вышел на улицу и не стал тушить пожар.

На другой день рано утром Ососков, заняв денег, с первым же автобусом уехал в город.

Мы немедленно опросили жену кузнеца, куда и зачем отправился муж. Она ответила, что не знает. Директор МТС сообщил, что Ососкова никуда не посылали, и он уехал без ведома администрации.

Сейчас его ищут наши люди.

По второй догадке преступниками могут оказаться часовщики из города — Беловол и Трубников. Они хорошо знали Агулина и нередко наведывались к нему в гости. Утром второго июня они приехали в поселок и весь день провели в буфете. Вечером их уже никто из опрошенных нами людей не видел.

Если допустить, что преступники прошли в дом через дверь, то выходит, Агулин открыл ее. Здесь не может быть двух мнений: посетители были близки часовщику.

Однако это не все. Утром третьего июня Беловол и Трубников снова появились на улице. Они купили в магазине ящик водки, еду, наняли частную машину и укатили в лес.

— Ну, что ж, возможно, часовщики и виноваты. Что еще?

— Третья, думается, очень основательная догадка связана с человеком, которого почти никто в поселке не знает. Зовут его Сидор Третьяк. Около месяца назад он появился в наших местах и почти сразу угодил в поселковую больницу. У него оказалось крупозное воспаление легких.

Третьяк нигде не работал. Он кочевал из города в город, шатался по базарам, перепродавал какие-то вещи и был постоянным посетителем пивных и закусочных.

Из больницы выписался за три дня до убийства Агулина и сейчас же отправился на базар. Там он упорно узнавал у людей, продававших часы, адреса мастеров. Себя Третьяк тоже выдавал за часовых дел мастера.

Третьего июня он исчез.

И, наконец, четвертая, пятая и так далее версии. Это обычный в нашем деле резерв на тот случай, если все предыдущие догадки ничего не дадут. Это версии об убийцах, которых мы пока не можем назвать.

Кичига немного помолчал, видимо, сопоставляя догадки товарища, и сказал капитану.

— Вчера тебя разыскивал работник автоинспекции Куглянт. Утром третьего июня он обнаружил подозрительные следы машины почти под самыми окнами Агулина. Свяжись с ГАИ[5].

— Хорошо. А теперь я захвачу заключение и пойду. Мир твоему сиденью…

— Мир доро́гой… — проворчал Кичига.

Поднимаясь к себе, Смолин размышлял, что следует предпринять немедля, и не заметил, как дошел до кабинета.

На стульях, у двери, сидело двое. Когда капитан поравнялся с ними, Анчугов, одетый в гражданский костюм, поднялся и кивнул на незнакомца:

— Андрей Егорыч Ососков.

Смолин пригласил кузнеца к себе.

У Ососкова было непривлекательное лицо: под редкими, будто выгоревшими бровями тускло светились узкие покрасневшие глаза.

Он легко приподнял с пола большой чемодан и прошел в комнату.

Опустив ношу, кузнец исподлобья осмотрел стены, не найдя нигде таблички «Не курить», потянулся за папиросами.

— Садитесь, Андрей Егорыч, — пригласил его Смолин, — и расскажите нам, зачем отправились в город? Вы приехали сюда третьего. Сегодня одиннадцатое. Что делали здесь эту неделю?

Кузнец свел брови к переносице, размял большими задубевшими пальцами папиросу и поднял глаза на капитана:

— А это, я полагаю, мое дело.

— Не совсем. Вы должны понимать, мы зря спрашивать не будем.

Кузнец болезненно прищурил глаза:

— Тогда поясните, зачем привели?

— Я сказал: мы должны знать причину отъезда.

— Ну, что ж, пишите, — насмешливо произнес кузнец. — Приехал лечиться.

Чтобы выиграть время после этих неожиданных слов, Смолин задал первый пришедший в голову вопрос:

— Что случилось, Андрей Егорыч?

— Глазами болен.

Смолин, заполняя протокол, вполглаза наблюдал за Ососковым. Кузнец мрачно курил и не глядел на капитана.

— Поехали сами? Врач направил?

— Врач.

Кузнец раздраженно достал бумажник и выудил из него аккуратно сложенные бумажки.

Справки из больницы свидетельствовали, что Ососков в течение недели лечился от конъюнктивита.

— Почему же ваша жена не знает, где вы и зачем уехали?

— Тьфу, старая дура! — неожиданно выругался кузнец. — Она, видно, и надула вам в уши: муж исчез!

И, повеселев, добавил:

— Я думал, дела на час, а вышло — неделя. Пришлось у сестры пожить.

— Может, и так, — неопределенно откликнулся Смолин. — Откройте, пожалуйста, чемодан.

Желваки на скулах Ососкова нервно задергались, но он не стал возражать и откинул крышку.

В чемодане, над свертками шелка, лежала толстая пачка денег.

— Странно, Андрей Егорыч. Едете лечиться и покупаете шелк? Откуда деньги? Вы же заняли червонец, чтобы добраться сюда.

Ососков внезапно встал со стула, подошел вплотную к Смолину, и зрачки на лице кузнеца почти исчезли под воспаленными веками.

— Что ты меня грызешь, как ржа железо? — угрожающе спросил он и добела сжал пудовые кулаки.